Александр Етоев - Наши в космосе
- Не унывай, хлопцы, - сказал Давыденко бодро, - где наша не пропадала. За мной!
Лейтенант впереди, за ним все остальные двинулись к поверженному кораблю.
На зеленом ложе, в тени высоких деревьев, так похожих на земные березы, только листья квадратные и петельки вместо кудрей, он лежал успокоенный, словно спал, - будить не хотелось.
Давыденко с командой и провинившийся экскаватор (про Пахаря как-то забыли) вплотную приблизились к кораблю.
Командир, когда подошли, к уху приставил рупор, а его неровный от вмятин край наложил на борт - чтобы выяснить по внутренним звукам, все ли живы-здоровы.
Так он ходил вдоль борта, прикладывая рупор то там, то сям в надежде услышать хоть легкое шебуршание.
Корабль молчал. Мертвая телескопическая нога, как вражеское копье, торчала из его большого бездыханного тела.
Тогда Давыденко стал осторожно выстукивать рупором сигналы тюремной азбуки. Стучать громко, тем более помогать стуку голосом он не хотел. А вдруг, кроме мертвых, в корабле имеются и контуженые и поднятый стук растревожит их больные барабанные перепонки.
Видно, постукивание и похаживание лейтенанта все-таки повлияли на здоровье оставшегося на корабле экипажа.
Там внутри что-то охнуло - или кто-то. Потом они услышали скрежет и поняли, что изнутри открывают люк.
Из отверстия показалось круглое лицо Цедрикова, оператора.
- Ну, что? - спросил оператор.
- Что - что? - не понял сначала Давыденко.
- Делать будем что? Связи с флагманом нет. Связисту Бражнину отшибло слух. Начисто. А без связиста аппарат - что электроутюг без тока.
- Утюг, - согласился Давыденко.
- Мое дело маленькое, - продолжал оператор, - ответственным за операцию начальство назначило тебя, вот ты и думай, как нам отсюда выбираться.
- Утюг... без тока. - Давыденко все никак не мог переварить образ, нарисованный оператором.
- Вот именно. - Цедриков от досады стукнул кулаком по обшивке.
- Знаю! - Лейтенанта внезапно осенило. - Знаю, как передать на орбиту сообщение. Черт с ним, с утюгом. Рябый, когда здесь темнеет?
- Через четыре часа по земному времени, товарищ старший лейтенант.
- Отлично. Будем жечь лес.
- Как? - это сказал оператор.
- Будем выжигать лес в виде сигнала "SOS", чтобы увидали с орбиты.
- Лес? "SOS"?
- "SOS". Слушай мою команду. Рябый, Сенюшкин, Ибрагимов. Ты, Цедриков, и давай сюда Бражнина. Это ничего, что оглох. Не ушами будем работать. Все на прорубку просек. Лопаты отставить, всем взять топоры. И быстренько, пока не стемнело.
Когда утром следующего дня аварийный подъемник поднимал их всех на орбиту - невыспавшихся, перемазанных сажей и пеплом, из-за нехватки места перемешанных не по рангам в одну плотную кучу, - кто-то, кажется, бортинженер, вспомнил про непойманного аборигена.
Повздыхали в темноте кабины. Оператор Цедриков послал деда подальше, но один голос заметил:
- С этими геоморфами вообще трудно. Сейчас они люди, а через час - земля, глина или песок. И главное, в таком состоянии они будут жить лет сто, если не двести. Ты уже помер, а он встанет себе - и дальше пахать.
Лейтенант от этих слов чуть об потолок не ударился. Хорошо, уберегла теснота кабины, а так бы наверняка подскочил.
- Что ж... что ж... - Он запнулся, не зная, что говорить дальше. От злости и досады на этого чертого умника, который разглагольствовал в темноте.
- Что ж ты... - Он не видел, кто, но догадывался. - Зоотехник, что же ты раньше молчал? Давыденко вдохнул и выдохнул.
- Планета геоморфов. Надо же! А с виду такой приличный старик. С бородой. И вел себя мирно.
Лейтенант представил широкий генеральский лампас, в который скоро упрется его виноватый взгляд, и сказал тихо и уже безо всякой злости:
- Утюг. Без тока. Эх ты, зоотехник.
ВОСЬМАЯ ТАЙНА ВСЕЛЕННОЙ
- Когда такая закуска, и рассказ должен быть особенный.
Слушатели притихли. Что-то он расскажет сейчас, старый космический волк, ходячая легенда космофлота Земли, Федор Ильич Огурцов.
А дядя Федя чуток подпустил важности, осмотрел слушателей поштучно, словно примеривался, смекал, стоит ли изводить бисер. Лотом начал:
- История эта, товарищи дорогие, случилась лет тридцать назад на "Мичурине". Был такой звездолетишко, класса, кажется, третьего, планету приписки не помню, да и вам разницы никакой. После его списали, тоже замечательная история. Была в ней замешана женщина, переодетый робот. Но про это - за отдельную выпивку.
Итак, идем на "Мичурине". Идем, значит, идем, и вот наконец приходим. Куда-то нас принесло.
Смотрим, планета не планета - вроде какой-то шар, похоже, даже искусственный. Посылаем сигнал-запрос, в ответ - никакого ответа. Тогда забрасываем беспилотный шлюп, подводим его на расстояние выстрела, а шлюп целехонек - не сбивают. То ли боятся связываться, то ли стесняются. А может, давно там все перемерли и отвечать не хотят.
Был у нас на борту такой Веня Крылов. "А что, - говорит, - братишки, помните, на Тау Кита мы всемером раскидали сотен пять или шесть. Чай, и с этими не сплошаем".
"Так то ж были мыслящие кузнечики, - отвечает Вене известный спорщик Бычков. - С теми и парализованный справится".
"Уж ты, Бычков, помолчал бы. Ты среди тех семерых, кажется, восьмой был".
Бычков отошел, завял.
"Предлагаю, - предложил Веня товарищам, - набрать абордажную группу и, не тяня резину, трогать. Кто за?"
"Я", - сказали одиннадцать ртов разом.
"И я", - двенадцатый рот был Бенин.
Они оделись в скафандры, вооружились кое-каким оружием, помолились, как водится, на дорожку и после обеда отчалили.
Наш корабль, коли память сильно не изменяет, завис от таинственного объекта примерно этак в полупарсеке. От после обеда до ужина по корабельному часов шесть. Ребята вернулись за десять минут до ужина. Были шибко оголодавши, но лица имели хитрые. И все двенадцать молчали. То есть какие-то слова они говорили, космонавту без слов нельзя, но слова все пустяковые, а про поход ничего, будто его и не было. Даже Фролов молчал, первый корабельный болтун.
Сели ужинать. Ну, думают остальные, сейчас ребята покушают, подобреют, разговорятся. Ни фига. От них только чавканье да обычный застольный присвист, если кто-то из едоков делает продувку зубов. А как который вытащит глаза из тарелки и встретится с товарищем взглядом, так оба фыркнут, как жеребцы, разбрызгают по столу что у кого во рту и снова рожу в тарелку. А Фролов, тот сидел-сидел, а перед самым компотом как всхохотнет на весь стол. "Вы, говорит, - как хотите, а я сейчас обоссусь". И пока бежал до дверей, смех из него так и сыпал.
"Братцы, - наконец не выдержал капитан, - не томите, выкладывайте все подчистую".
"А ты сам слетай, посмотри", - Веня ему отвечает. Капитан Дедюхин был человек простой, и с ним в разговорах особенно не церемонились. Вообще у нас на "Мичурине" народ подобрался бывалый, шляпы ни перед кем не снимали. А уж фуями да ёпами сыпали, не жалея.
