Элизабет Мун - Раз став героем
- Вот дерьмо, вашу мать! - прохрипел блондин и дернулся, но оковы крепко держали его руки.
- Специалисты, - напомнил Архос. - Вы нам платите, мы делаем свою работу, чисто и тщательно. Но не надо нас оскорблять.
- Вы пожалеете об этом, - буквально выплюнул блондин.
- Я так не думаю, - улыбнулся Архос. - Не на моей шее остался след от ошейника. И не останется.
- Если я освобожусь...
Архос кивнул головой:
- Мне придется убить вас, если вы нападете на меня. Это в лучшем случае.
- Ты! Ты тварь...
- Кровожадный варвар! - прозвучал из другой комнаты женский голос.
То, что женщина не выдавала своего присутствия все это время, указывало, что она играла лишь второстепенную роль.
- Потерпев поражение, вы все еще считаете, что размеры имеют решающее значение?
- Спокойно, Лоза. В наш контракт не входит учить этого... субъекта... реалиям рукопашного боя. У нас нет причин давать ему бесплатный урок.
- Как пожелаешь, - женский голос прозвучал скорее угрюмо, чем покорно.
- Теперь, - продолжил Архос. - Мы хотим получить половину оплаты к завтрешнему полудню. Вторую часть, когда прибудем на Сьерру, и все остальное по завершении работы. Нет... - он остановил собиравшегося заговорить блондина. - Спорить бесполезно. Вы потеряли преимущества и возможность торговаться, когда оскорбили нас. Правда, всегда можно нанять кого-нибудь другого, если не нравятся мои условия. Но вам не найти никого лучше нас. Выбор за вами. Соглашайтесь или уходите. Что выбираете?
- Согласен, - прохрипел блондин с ошейником на шее. - Жадная свинья...
- Очень хорошо.
Не было нужды напоминать, что каждое оскорбление будет повышать стоимость работы. Не обязательно любить клиентов, если они хорошо платят, и Архос, лучший в своей области, знал, сколько ему нужно, чтобы успокоить свое оскорбленное самолюбие.
Хотя сама по себе работа интриговала, это был риск, на который он не пошел бы один, но ради такой возможности стоило попытаться. Даже не попытаться, подумал Архос... а выполнить. В успехе он не сомневался; за много лет у них еще ни разу не было осечки. Вывести этого шута из офиса тихо было единственной проблемой, которая его занимала.
***
- Отвратительный тип, - заметила Лоза, когда клиент ушел. - И опасный.
- Да, но платежеспособный. Нам не обязательно любить его...
- Ты уже говорил.
- И это правда.
- Я боюсь его... Он не испугался, просто разозлился. Что, если они захотят отомстить за оскорбление?
Архос посмотрел на женщину и пожелал, чтобы она наконец стала самой собой.
- Лоза... раньше опасные дела тебя не беспокоили. У нас хороший залог, мы примем все меры предосторожности. Ты хочешь омоложения или нет?
- Конечно хочу.
- Думаю, тебя просто раздражает, что я нашел этот контракт, а не ты.
- Может быть, - она вздохнула, потом усмехнулась, что последнее время случалось очень редко. - Должно быть мне надо омолодиться, а то я раньше времени превращаюсь в осмотрительную старуху.
- Ты не старуха, Лоза, и никогда ею не будешь.
Флагман РКС Гончая
К тому времени, как флагман достиг Центра, Исмэй начала думать о трибунале как единственной возможности избавиться от напряжения и препирательств с группой перепуганных младших офицеров и наконец сделать что-то. Она полагала, что их держали в изоляции по юридическим соображениям, но вынужденное безделье стало настоящим наказанием.
Даже на самом большом корабле времени для отдыха было мало, большую часть занимали служебные обязанности. Исмэй пыталась работать с учебными программами и других поощряла к этому. Но ее снедало чувство неопределенности, которое мешало ей сконцентрироваться на "Методах обратной промывки фильтров в закрытых системах" или "Правилах связи с судами Флота, действующих в зонах F и R". Что касается тактических уроков, Исмэй уже знала, где ошиблась в бою у Завьера, и сейчас ничего не могла с этим поделать. Кроме того, ни один из тактических уроков не рассматривал технические сбои, с которыми им пришлось столкнуться во время сражения на корабле, получившем внутренние повреждения во время мятежа.
Днем Исмэй не могла работать, а ночью спать. У нее не было возможности довести себя до такого физического истощения, чтобы просто отключиться. Отведенного для спортзала времени не хватало, чтобы можно было выложиться полностью. Поэтому ночные кошмары вернулись, и теперь она просыпалась в холодном поту со слезами на глазах. Насколько Исмэй их помнила, одни являлись повторением мятежа или сражения в системе Завьер со всеми запахами и звуками, другие казались отрывками из тренировочных фильмов и историй о боевых победах, которые она слышала в своей жизни... Все смешалось как пестрые осколки разбитой тарелки.
Исмэй посмотрела в лицо убийце... потом опустила взгляд и увидела собственные руки, липкие от крови. Она стояла перед жерлом Пирс-Зочин 382, которое, казалось, становилось все шире и шире, пока ее тело ни соскользнуло внутрь. Исмэй услышала собственные мольбы, выкрикиваемые высоким неприятным голосом, чтобы кто-то остановился... НЕТ.
Когда Исмэй очнулась на скомканных простынях, кто-то колотил в дверь и звал ее по имени. Она кашлянула, прочищая горло, и как только голос вернулся к ней, ответила.
Это была не дверь, а люк; она не дома, а на борту корабля, который был лучше, чем дом.
Исмэй заставила себя глубоко вздохнуть и объяснила голосу снаружи, что это был просто плохой сон. В ответ раздалось ворчание:
- Некоторым из нас тоже нужно поспать, знаешь ли.
Она извинилась, борясь с волной внезапной, необъяснимой злости, которая вызвала острое желание резко открыть... люк, не дверь - и придушить стоявшего в коридоре. Наконец, ворчание стихло, и она откинулась на спинку кровати, задумавшись.
У Исмэй не было подобных снов уже несколько лет, с тех пор как она покинула дом, поступив в подготовительную школу Флота. Даже дома, чем старше она становилась, тем реже они приходили, хотя достаточно часто, чтобы заставить беспокоиться семью. Мачеха и отец долго и утомительно объясняли ей их причину. Однажды Исмэй убежала, это произошло сразу после смерти ее матери. Глупый и безответственный поступок, оправданием которому служили только юность и тот факт, что она уже возможно была больна лихорадкой, убившей мать. Исмэй оказалась посреди военных действий, впоследствии получивших название Восстание Калифер. Отряд отца нашел и спас ее, но она едва ни умерла от лихорадки. Каким-то образом то, что она видела, слышала и ощущала преобразилось, когда она лежала в лихорадке, и оставило в наследство кошмары о том, чего никогда на самом деле не происходило, по крайней мере не в таких красках, как ей снилось.
