Мартин Гринберг - Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики
— Воспоминания Темноволосой Кэтрин, которые я загружала в тот период, были очень увлекательны, — сказала Рыжая Кэтрин. — Такой сумасшедший взрыв творческой активности! Окидывать взглядом весь шар планеты, лежащий под ногами! — Ее зеленые глаза смотрели на Даву снизу вверх. — Мы тогда завидовали вам. Все это созданное вами изобилие, ваш талант, преобразующий целый мир. А мы замкнули себя в чистой науке, которая казалась столь безжизненной по сравнению тем, что делали вы.
Он посмотрел на нее. «Ты жалеешь о том выборе, что сделала? Вы двое были старшими: вы могли выбрать для всех нас другой путь, если бы захотели. Вы и сейчас могли бы, идите и встаньте на наше место».
По ее губам промелькнула улыбка. «Ты искушаешь меня, серьезно. Но мы со Старым Даву счастливы делать то, что мы делаем… и кроме того, вам с Кэтрин нужны люди, которые должным образом записывают ваши приключения. — Она наклонила голову, и в ее глазах мелькнули озорные искорки. — Может, тебе стоит спросить об этом Светловолосую Кэтрин. Возможно, она согласится изменить свою жизнь».
Даву испытал чувство вины: она оказалась так близко, так быстро. «Ты думаешь? — спросил он. — Я не знаю даже, должен ли я с ней видеться».
— Она разочаровалась в Безмолвном Даву, а не в тебе.
— Что ж. — Он выдавил улыбку. — Возможно, я ей позвоню.
Даву позвонил Светловолосой Кэтрин и, получив приглашение на обед, принял его. Выйдя из своей комнаты, он пошел на запах кофе в кабинет и, зайдя туда, почувствовал, как в сердце разрастается комок горя: два письменных стола, спина к спине, два компьютерных терминала, стопки бумаг, книг и распечаток… Он так и видел себя и Кэтрин здесь, потягивающими кофе, работающими в приятной гармонии.
— Как продвигается работа? — спросил он.
Его сиб поднял голову.
— Только что послал главу к Шеолу, — сказал он. — Я смотрел на Максвелла свысока. — Он погладил свою маленькую бородку. — Всегда есть искушение рассматривать прошлое лишь как транспортное средство, которое привезло нас к нашему сегодняшнему величию. Единственной функцией этих людей было произвести нас, безупречно мудрых, благородных и во всех отношениях превосходящих своих предшественников. Помня об этом, я постоянно напоминаю себе, что эти люди жили среди невообразимой трагедии, болезней, невежества и суеверий, гнусных войн, больших и малых, чудовищной нищеты и смерти…
Он запнулся, внезапно поняв, что этого не следовало говорить, — Даву почувствовал, как страшное слово завибрировало у него в костях, словно он оказался внутри звенящего колокола. Но он сказал:
— Продолжай.
— Я напоминаю себе, — продолжил сиб, — что тот факт, что мы живем в современной культуре, не делает нас лучше, не свидетельствует о нашем превосходстве перед этими людьми — на самом деле, это возвеличивает их, потому что им приходилось преодолевать неизмеримо больше препятствий, чтобы реализовать себя, чтобы совершить все, что они совершили. — Застенчивая улыбка пробежала по лицу. — Вот поэтому-то слишком самодовольная глава была лишена права на дигатальное существование.
— Случай «Лавуазье», — прокомментировала Рыжая Кэтрин из-за своего компьютера.
— Похоже, — согласился Старый Даву. Его «Лавуазье и его время» удостоился премии МакЭлдоуни и проходил по многим другим номинациям. Даву представил, во что выльется оттачивание «Максвелла» до стандартов «Лавуазье».
Откинувшись на стуле, Рыжая Кэтрин пальцами зачесала волосы назад.
— Я набросала несколько заметок о проекте «Бигля», — сказала она. — Но у меня есть некоторые обязательства, которыми я должна заняться в первую очередь.
Они со Старым Даву избегали любых столкновений интересов и интерпретаций, удобно поделив между собой всю историю: она писала о «современном» мире, тогда как он нашел убежище в прошлом. Даву подумал, что его сиб имел преимущества в таком разделении труда, поскольку ее сюжеты с течение времени постепенно переходили в его область и оказывались подвластными его интерпретации.
Даву отодвинул несколько распечаток и присел на край стола Рыжей Кэтрин.
— Одна мысль не оставляет меня в покое, — сказал он. — В нашей цивилизации мы все записываем. Но последние секунды команды «Бигля» остались незарегистрированными. Означает ли это, что их не существовало? Никогда не существовало вообще? Что смерть всегда была их состоянием, и они просто вернулись в нее, подобно тому, как виртуальные явления растворяются в вакууме, из которого вышли?
Озабоченность затуманила глаза Рыжей Кэтрин.
— Их будут помнить, — сказала она. — Я позабочусь об этом.
— Кэтрин ведь не загрузила свои последние месяцы?
— Нет. Последние восемь месяцев так и не были отправлены. Она была очень занята и…
— Значит, это были виртуальные месяцы. Они вернулись в фантомную зону.
— Но записи существуют. Другие члены команды посылали загрузки домой, и я ознакомлюсь с ними, если получу доступ либо к самим загрузкам, либо к друзьям и родственникам, которые получили и пережили их. Существуют ведь и твои воспоминания, твои загрузки.
Он посмотрел на нее.
— Значит, ты загрузишь и мои воспоминания, да? У моего сиба, я думаю, имеются все файлы, — сказал он, взглянув на Старого Даву.
Она сжала губы.
— Это будет трудно для меня — мне наблюдать, как ты наблюдаешь за ней… — она покачала головой. — Я не осмелюсь. Во всяком случае, не сейчас. Не сейчас, когда мы все в таком шоке.
Разочарование вонзило в сердце Даву острые крысиные зубы. Ему не хотелось оставаться одному со своим горем; он не желал в одиночку лелеять свою печаль.
Он хотел разделить ее с Кэтрин, с человеком, с которым делил все. Кэтрин помогала отыскать во всем этом смысл, она объясняла ему весь мир. Кэтрин поняла бы, что он сейчас чувствовал.
«Я понял», — просигналил он. Рыжая Кэтрин, должно быть, почувствовала его фрустрацию, потому что она взяла его за руку и подняла на него свои зеленые глаза.
— Я сделаю это, — сказала она. — Но не сейчас. Я не готова.
— Мне не нужно сразу двух несчастий в доме, — сказал Старый Даву из-за его плеча.
Назойливый старый мошенник, подумал Даву. Но свободной рукой просигналил вновь «я понимаю».
Светловолосая Кэтрин поцеловала Даву в щеку и сделала шаг назад, не выпуская его рук из своих и прищурив серые глаза. «Не уверена, что мне нравится это твое юное тело, — сказала она. — Ты так не выглядел уже… наверное, не меньше века?»
