Виктор Сапарин - Однорогая жирафа (сборник)
Мы зашагали к мосткам.
IIВода оказалась гораздо холоднее, чем можно было подумать, глядя на нее издали, едва окунувшись, я тут же выскочил на мостки. У меня захватило дух. Хотя в этих местах, как мне говорили, проходило вдоль берегов теплое течение, у меня было такое ощущение, будто я нырнул в прорубь. Инженер позволил себе поплавать с минуту, фыркая и гогоча от полноты ощущений. Когда он вылез из воды, его мощное тело было такого цвета, точно его ошпарили кипятком.
Голубенцов спустился в воду по ступенькам лестницы с видом человека, проделывающего некий физический опыт. Его худощавое мускулистое тело оказалось совершенно равнодушным к температуре. Когда он, не спеша окунувшись, так же методически поднялся на мостки, оно почти не изменило своего бледного цвета.
Купание освежило нас, а обтирание разогрело.
— А не прокатиться ли на лодочке? — предложил инженер. — Перед завтраком. Полчасика веслами поработать. Чудесно! — соблазнял он.
Инженер прыгнул в шлюпку и стал разбирать весла. Я последовал за ним. Голубенцов, не говоря ни слова, шагнул за мной.
В белой майке, с голыми по плечи руками, Смирнов греб крупными взмахами, с видимым удовольствием напрягая свою богатую мускулатуру. Меня тоже разобрал спортивный азарт: ведь я родился и вырос на Волге; я взял в руки кормовое весло и стал рулить на середину бухты.
Голубенцов сидел на банке в позе пассажира. Мы отплыли уже на порядочное расстояние, когда на берегу показались человеческие фигуры. Люди у мостков что-то нам кричали и махали руками, но мы не могли понять их сигналов.
— Должно быть, скоро отлет, — предположил я.
— Ну что ж, вернемся, — с сожалением произнес инженер.
— Еще пять минуточек, — попросил вдруг Голубенцов. Он сказал это каким-то детским умоляющим тоном, совершенно не похожим на его спокойную манеру разговаривать. Свесившись за борт лодки, «юноша» рассматривал что-то с большим интересом в прозрачных глубинах.
— Перекур на пять минут, — объявил инженер. — А там — плывем к берегу.
И он принялся свертывать папиросу.
Голубенцов продолжал внимательно изучать дно бухты. Я не спеша осматривал окрестности. Неожиданно я заметил, что мостки у берега вместе с машущими нам людьми медленно отодвигаются.
— Мы плывем! — воскликнул я.
Действительно, шлюпка явственно двигалась к выходу из бухты.
— Вот отчего мне так легко было грести! — воскликнул инженер. — Оно, должно быть, давно уже началось, это течение.
Голубенцов поднял голову от воды.
— Отлив, — спокойно констатировал он. Очевидно, он еще раньше заметил это явление.
Вода сразу изменилась в бухте. Цвет ее стал более мрачный, отливающий металлом. И только что спокойная поверхность пришла в движение, словно в закипающем котле.
Это почти замкнутое озеро соединялось с морем узкими «воротами». Сюда-то и направлялась наша лодка.
— А ну, поворачиваем! — скомандовал инженер. — Да поживее, если мы не хотим очутиться в открытом море.
Я развернул лодку и поставил ее носом против течения. Геннадий Степанович налег на весла. Но было уже поздно: течение тащило нас с огромной силой.
Дерево гнулось в могучих руках инженера, жалобно поскрипывали уключины. Пот выступил у него на лбу. Не имея возможности смахнуть его рукой, Смирнов встряхивал головой резким движением, словно хотел боднуть невидимого врага. Выражение крайнего ожесточения появилось на его лице.
Но лодка стояла на месте. Затем она двинулась и медленно пошла… кормой. Течение тянуло ее к выходу из бухты.
— Врешь, — упрямо хрипел инженер. Он взмок уже весь, майка стала серой.
Я посмотрел в ту сторону, куда несло нашу лодку. Между окружавших бухту гор, круто спадавших к воде, блестела гладкая выпуклая поверхность. Струи течения, сойдясь вместе, сливались здесь в тугой пучок, холмом вспучивающийся в тесном проходе. Мне показалось на миг, что гигантское колесо, скрытое водой, бешено крутится в узких каменных воротах и верхняя его часть, сверкая металлическим ободом, выглядывает между скалами.
— Держи на середину! — крикнул инженер, переходя на «ты».
Он продолжал грести. Я понимал, что делал он это для того, чтобы лодка не потеряла совсем способности к управлению.
Навалившись на кормовое весло, я старался править в середину потока, чтобы лодку не разбило о скалы.
В одно мгновение наше суденышко подлетело к ободу колеса, вращающегося между скалами, поднялось на его вершину; мимо моих глаз пронеслись черные, почти отвесные, влажные в нижней части каменные стены, и следующим оборотом колеса нас выбросило в открытое море.
В тот момент, когда мы проносились в скалистом коридоре, я случайно взглянул на своих спутников.
Инженер сидел спокойно, бросив весла.
Мне врезалось в память бледное острое лицо Голубенцова. Он был, может быть, только чуть-чуть бледнее обычного. Пальцы его вцепились в борта лодки так, что суставы побелели. Фигура была неподвижной, только губы шевелились.
Что он шептал?
Шлюпку вынесло в более спокойные воды, и, замедляя скорость, она уходила все дальше от опасного места.
Наконец-то можно было перевести дух.
IIIИнженер сидел не шевелясь, расслабив плечи. Он отдыхал.
Голубенцов, к которому вернулось обычное его спокойствие, созерцал окрестности с видом туриста, попавшего в интересное место.
«Ладно, — подумал я. — там, в коридорчике, небось, труса спраздновал…» Я понимал, почему именно Голубенцов переживал опасность сильнее других. Еще во время войны я много раз замечал, что люди, занятые делом, например зенитчики, стреляющие по воздушному врагу, обращают гораздо меньше внимания на опасности, чем люди, свободные от дел, которым в силу обстоятельств ничего другого не остается, как ожидать, куда упадет бомба. Из нас троих мы со Смирновым были так заняты спасением лодки, что у нас просто не оставалось времени на переживания. Другое дело — Голубенцов: его положение пассажира оказалось самым невыгодным.
Смирнов закурил и не спешил браться за весла: видимо, страшное утомление все еще давало себя знать, и он хотел прийти в себя.
Берег заметно удалялся, очертания его стали мягкими и подергивались у горизонта дымкой.
— Ну что же, пора и за работу, — сказал, наконец, наш гребец, берясь за весла. — А то еще, чего доброго, нагрянет циклон, обещанный синоптиками.
Действительно, с берега уже тянуло ветром.
Взяли курс к бухте. Геннадий Степанович равномерно заносил весла и, подаваясь всем корпусом, посылал лодку резкими толчками вперед. Но он устал и греб не так сильно, как там, в бухте. Несколько раз я предлагал ему сменить его, — он только отмахивался движением могучих плеч.
