Конрад Фиалковский - Биориск
- Когда ты собираешься попробовать, профессор? - спросила она,
- Сейчас. Сможешь? Веревку я приготовил.
- Хорошо, Я только переоденусь.
- Зачем?
- На случай, если ничего не выйдет. Это платье не самое лучшее.
- Но, Маг, будь благоразумна. Идем!
Теперь она улыбнулась ему.
- Ладно. Не бойся, профессор. Я не спрячусь в кусты. И войду туда дело решенное.
В институт он вернулся один. Они встретились возле лестницы, ведущей в подземелье. Здесь было холодно, и Мольнар чувствовал затхлый запах сырого подвала. Лестница была широкая, а сбоку от нее наклонно вниз уходил бетонный пандус. У входа в бункер он заканчивался полукруглым отверстием, в которое въезжали тележки с препаратами. Мольнар побывал здесь раньше и рядом, в ворохе оберточной бумаги, спрятал веревку. Она состояла из двух накрепко связанных морским узлом коротких веревок, которые использовались для задергивания штор в его комнате. Он снял их на заре, когда только начинало рассветать, и надеялся, что те, что могут наблюдать за ним, спят. Маг даже не проверила надежность узла. Мольнар обвязал ее в талии так, что она едва дышала, а потом несколько раз дернул веревку, проверяя, выдержит ли она Маг. Он хотел вытащить ее наверх на канате, как планировал раньше, но был слишком слаб для этого.
- Готово, - сказал он.
Маг не колебалась. Она вошла в бункер так глубоко, что веревка натянулась. Мольнар несколько секунд ждал.
- Что ты чувствуешь? - спросил он.
- Кажется, ничего. Только очень жарко.
- Это от напряжения,
Он посмотрел на часы. Прошла минута.
- А сейчас?
- Ничего. В самом деле ничего.
Через пять минут, когда Маг вышла из бункера, Мольнар уже знал, что был прав.
- Мы выиграли. Маг, - сказал он, отвязывая веревку. В полутьме были видны очертания ее лица.
- Значит, я свободна?.. - Она говорила медленно, с трудом.
- Да.
- Это великолепно, профессор. - Маг резко повернулась и побежала вверх, к светлому прямоугольнику выхода. Мольнар сложил веревку, спрятал ее под оберточную бумагу и пошел по лестнице вслед за Маг. На середине пандуса он заметил сандалию.
Итак, поля не было. Теперь Мольнар мог просто выйти за ограду и спуститься вниз к городку. Наверняка какой-нибудь корабль забрал бы его и через пять-шесть дней он вернулся бы к себе, если только его комнату за это время еще не сдали. Но Бертольд умер, и это его беспокоило. Мольнар был уже немолод и старался действовать без спешки. Он решил повторить эксперимент.
"Я войду внутрь, а Маг будет страховать меня, размышлял Мольнар. Только хватит ли у нее сил, чтобы достать меня оттуда, если я потеряю сознание?" Он решил, что обдумает это после ужина. Но после ужина пришел Эгберг.
- Мне кажется, профессор, что нам нужно поговорить, - сказал он и сел в кресло, убрав с него какие-то вещи Мольнара.
- Я уже давно жду этого.
- У меня не получалось прийти раньше, потому что я не знал результатов анализов и тестов. Зато теперь у меня есть полное представление о состоянии вашего здоровья.
- Полное?
- Да. Мы проверили все очень тщательно. Оказалось, что мое первоначальное заключение было правильным. Состояние вашего организма не допускает возможности трансплантации автономного сердечного органа.
- Как это понимать?
- Сейчас ваше сердце приводится в движение энергией извне, вырабатываемой генератором силового поля, здесь, в институте. Поэтому вам нельзя покидать институт.
- И вы не собираетесь пересадить мне автономное сердце?
- Нет.
- Я люблю прямые ответы. Но вы совершили преступление. Я не давал согласия на такую операцию.
- Я спасал вам жизнь. Мне пришлось выбрать ту систему искусственного сердца, которая у меня имелась. Вам так же хорошо, как и мне, известно, что по этой причине ни один суд не станет взыскивать с меня денежный штраф.
- Но я имею право требовать замены этого сердца.
- Конечно. Если вы выплатите стоимость автономной системы, а также операции по ее трансплантации.
- Это нереально. И вы об этом знаете, Эгберг.
- Знаю.
- Итак, как долго вы собираетесь продержать меня здесь, в институте?
- Отключить ваше сердце я не могу, поскольку это приводит к угрозе жизни пациента и запрещается законом. Разумеется, я бы мог передать вас в любой из государственных институтов, но такая возможность ввиду нашего многолетнего знакомства в расчет не входит.
- Значит, до смерти?
- Будем говорить откровенно, у вес совсем не блестящие перспективы, профессор.
- Не стоит обсуждать эту тему. Я отдаю себе отчет в том, что мне долго не протянуть.
- Я говорю об этом не без некоторого умысла. Оставшаяся часть вашей системы кровообращения и почки в плохом состоянии. Кроме того, я подозреваю опухоль печени. В общем, два, от силы три года.
- На большее я и не рассчитывал.
Мольнар встал, чтобы включить свет. В комнате было уже темно, и он не видел лица Эгберга, но знал, что разговор еще не окончен.
- Садитесь, профессор. Осталось совсем немного. Я вас не задержу.
Мольнар заколебался и опустился в кресло.
- Я хочу вам кое-что предложить, профессор. Эгберг говорил тихо. Трансплантация вашего мозга более молодому и здоровому телу, абсолютно здоровому телу. Экспериментальная операция. Насколько мне известно, в мире сделано всего несколько подобных пересадок. Разумеется, за результат трудно поручиться.
- Доктор Эгберг, - Мольнар прервал собеседника, - вы издеваетесь надо мной? Вам уже давно известно, что я об этом думаю.
- Теоретически - да, но ведь здесь речь идет о вашей жизни.
- И вы вообразили себе, будто ради нескольких лет или даже ради нескольких десятков лет жизни я соглашусь на это? То, что вы мне предлагаете, - обыкновенное, заурядное преступление.
- Ничего подобного! Один человек умирает, потому что в его теле все еще может служить жизни, и только мозг отказывает. А у другого при никуда не годном теле мозг работает исправно. И из этих людей, двух наполовину мертвых я создаю одного - здорового. Создаю человека! Человека, которого не было.
- Вы лишены воображения, доктор. Это тоже изъян... А если мозг, пересаженный в новое тело, не захочет умереть с этим телом и будет искать еще одного, очередного носителя, а потом еще одного? Всегда иметь в запасе два с лишним десятка лет, до смерти самого мозга, вы никогда об этом не мечтали? Поменяв пять-шесть носителей, этого можно добиться. Никакой физической старости. Молодость, вечная молодость в очередных телах.
- Вы преувеличиваете, профессор. Останутся определенные правила...
- Так всегда можно сказать, но это ничего не меняет. Паразитировать на собственном виде - на это в действительности направлены ваши эксперименты.