Джоан Виндж - Водопад грез
Никто не заговаривал со мной, не задавал вопросов, никто не бормотал что-нибудь за моей спиной. Они вообще не произносили ни звука. Когда ты идешь по улице человеческого города, вокруг тебя постоянно слышны разговоры, споры, смех. Здесь же я чувствовал себя глухонемым, меня словно погрузили в тишину, изредка прерываемую неясным отдаленным звуком.
Я слышал однажды, что, общаясь друг с другом, гидраны не говорят много — они не нуждаются в словах. Они пользуются телепатией. Они могут дотронуться до сознания любого соплеменника мыслью, подтвердить его реальность, почувствовать настроение, ощутить вокруг себя живые, мыслящие существа, такие же, как они сами. Они знали все это без разговоров и непрерывного вглядывания в глаза тех, кто рядом.
А люди так не могут. Только речь перекидывает мост через бездонную пропасть между людьми, поэтому они постоянно говорят, доказывая самим себе, что, запертые внутри своих мыслей, они не одиноки во вселенной.
В большинстве домов окна или двери располагались на уровне мостовой. Почти все двери в частных домах были закрыты, но некоторые оставались распахнутыми настежь, словно приглашая войти любого. Случайно я заметил очертания отверстия в стене, заложенного кирпичом. В других местах проход представлял собой грубую дыру, проделанную в стене и разбивающую чистые линии мозаичных узоров. Для чего это было сделано?
Люди, приходящие сюда с другой стороны реки, не могут передавать свои мысли, равно как не могут и проходить сквозь стены. Я задумался: были ли эти вскрытия в стенах, эти грубые дверные проемы предназначены исключительно для гостей с другого берега, или же они являлись лишь очередным знаком социального разложения?
Встречались редкие вывески, часть на стандарте, часть на неизвестном мне языке. Некоторые из них светились. Я увидел далее одну голографическую, мерцающую в фиолетовом мраке, подобно галлюцинации. Мне пришло в голову, что эти вывески, как дыры в стенах: Фриктаун делает их для людей, лишенных дара, твердолобых.
Я бродил по улицам около часа, и никто не окликнул меня, никто не признал. Большинство открытых дверей, похоже, вели в тот или иной магазин. В конце концов, окоченевший от холода, но более или менее трезвый, я остановился напротив какой-то закусочной. До сих пор меня никто не побеспокоил. Я представил, как хорошо войти, сесть рядом с ними, есть то, что едят они.
Я ступил за порог, нагнув голову, поскольку этот сделанный кое-как дверной проем был низок по человеческим меркам. Струя воздуха коснулась лица, я прошел сквозь нее, как сквозь занавеску, сохраняющую тепло и запахи еды внутри дома, оставляющую за порогом холодный вечер. Меня заинтересовало, было ли это человеческой техникой, доставленной из-за реки, или телекинетическим полем, генерируемым кем-то, находящимся внутри.
Я остановился сразу за дверью, радуясь теплу и ароматным запахам, странным и сильным. Я понял, как проголодался. Дюжина людей сидела в комнате за низенькими столиками: поодиночке, парами, даже семья с ребенком. Родители и ребенок одновременно взглянули на меня, неожиданно настороженно. Я задержался ненадолго, мои глаза скользили от одного лица к другому, не в силах оторваться от странной красоты их черт. Наконец я пересек комнату и уселся за пустой столик, как можно дальше от других посетителей.
Я потянулся за меню, размышляя, можно ли тут хотя бы что-нибудь поесть, если ты не умеешь читать мысли.
— Могу ли я вам помочь?
Я вздрогнул. Кто-то стоял рядом со мной. Я не понял, подошел ли он ко мне сзади незамеченным или же просто телепортировался. Этого мой дар не мог подсказать мне, как не мог подсказать, кто этот гидран и чего он от меня хочет. Я внимательно оглядел его и решил, что он владелец этой закусочной.
— Могу я вам помочь? — переспросил он на стандарте, и мягкие, певучие нотки в его голосе пропали.
Я осознал, что все в этой комнате смотрят на меня и взгляды не были дружелюбными.
— Немного еды? — слова, которые я произнес, показались мне тусклыми и незнакомыми.
Его лицо окаменело, словно я оскорбил его, словно он с трудом держал себя в руках.
— Я не знаю, кто ты таков, — очень тихо произнес он, — меня и это не беспокоит. Но я говорю тебе, прекрати делать это или убирайся отсюда.
— Я ничего не делаю, — ответил я.
Он схватил меня за воротник и рывком поднял на ноги.
— Пошел вон, — прошипел он. — Проклятый ренегат.
Что-то толкнуло меня в спину. И это не было его рукой. Ему не потребовалось повторять толчок. Моя собственная паника выбросила меня за дверь, в темноту. Боже, они поняли… Они поняли, кто я такой.
На улице кто-то поймал меня за руку. Я обернулся, рука сжалась в кулак, а глаза остановились на вялом лице, на пустых выгоревших глазах. Гидран произносил какие-то слова так невнятно, что я даже не понял, на каком языке он говорил.
Я высвободился, весь в поту, и двинулся дальше, не разбирая дороги, только бы уйти от этого места.
К тому времени, когда мои мысли достаточно прояснились, чтобы осознать, что я делаю, я заблудился. В том районе, где располагалась закусочная, на зданиях попадались вывески, по которым я мог бы ориентироваться. Тут же не было ничего подобного. Улицы не освещались, и единственная луна Убежища еще не появилась на небе. Если здесь и имелись какие-нибудь магазины, то они были закрыты и ничем не отмечены. Здания оказались достаточно высокими, чтобы заслонить мост — единственный ориентир для возвращения назад.
Кроме меня, на улице никого не было. Я почувствовал скорее облегчение, нежели беспокойство, когда осознал, как одинок я здесь. Я не мог надеяться на помощь, даже если бы истекал кровью.
Я выругался сквозь зубы. Прожив столько лет в таком месте, где сама возможность выжить зависела от знания улиц, я заблудился! В общественном пользовании Тау не было карт Фриктауна, и лента данных не могла подсказать мне, где я нахожусь и как отсюда выбраться. Какого дьявола я вообще пришел сюда? Хотел подтвердить давно известное: я не нужен никому и не принадлежу ни к одному народу?
Я пошел обратно, ссутулясь, с опущенной головой, дрожа от холода, молясь о том, чтобы выбрать правильные повороты и найти мост до его закрытия.
В конце концов я увидел мост на порядочном расстоянии, услышал звуки человеческих голосов, идущих мне навстречу. Я завернул за очередной угол, переходя на медленный шаг, и столкнулся с кем-то бегущим, да так, что мы оба едва не повалились на землю.
Женщина. Она закричала, когда я подхватил ее, не дав упасть. Что-то вонзилось в мой разум — нож мысли. Мой мозг инстинктивно блокировал вторжение, и в тот же момент я понял, что женщина держит на руках ребенка.
