Ольга Ларионова - Щелкунчик
— Защита хоть выдержит? — робко подал голос Сунгуров. Тарумова даже передернуло от такого вопроса. Если полетит защита, то один черт — что садиться, что оставаться на орбите. Без помощи, которая могла прийти только с Базы и только через радиорубку “Аларма”, Лора все равно продержится считанные часы. А все остальное — несущественно.
— Регенераторы дохнут, — шепотом предупредил Воббегонг.
— Всем надеть скафандры, — бросил через плечо Тарумов, словно отмахнулся от несущественной мелочи.
Сейчас это действительно было далеко не самым страшным. Гораздо страшнее было то, что снова подключился “Гиппократ” :
— Могу гарантировать еще один час. Командиру принять меры.
— Приготовить параллельный гипнофон, — как нечто совсем обычное и не вызывающее сомнения приказал командир, отключая экран медотсека. — Воббегонг, повторите бомбовый удар, только возьмите радиус побольше. Можно врезать им и по третьему разу. Это еще мой приказ, за него я и отвечу на Базе. А сейчас командование кораблем передаю старшему штурману Дану Феврие. Я буду в медотсеке. Все.
— Нет, — сказал Феврие, — не все.
Тарумов развернулся на этот голос с такой яростью, что, казалось, кресло вылетит из амортизационной станины.
— Нет, — устало, но твердо проговорил Феврие. — Вам предстоит ТАКАЯ посадка, что необходим каждый член экипажа.
— Вы меня извините, Сергей Александрович, — неожиданно вмешался Сунгуров, — вы, разумеется, не в курсе, но у нас с Лорой уже отработан пси-контакт. Так что если дошло до гипнофона, то ни у кого так хорошо это не получится, как у меня. Вы уж позвольте, Сергей Александрович…
И тут Тарумов не нашелся, что возразить. Если бы Сунгуров требовал, доказывал — другое дело. Но он просил.
К тому же отработанный пси-контакт — против такого и возражать-то было бессмысленно. Гипнофон — дело темное, од далеко не всегда давал положительные результаты.
— Хорошо, — сказал Тарумов. — Идите. Но я прошу вас подождать еще пятнадцать минут — может быть, мы сядем сейчас же и беспрепятственно. Тогда посмотрим…
— Спасибо, Сергей Александрович, — проговорил Сунгуров, смущенно опуская свои длинные азиатские ресницы. — Я пошел.
Он молча втискивался в люк, и все смотрели на него — до сих пор такого неприметного человека, который мог обратить на себя внимание разве что поразительным сходством с гогеновскими таитянами: тот же неевропейский приплюснутый нос, влажные огромные глаза и тропическая медлительность движений. А сейчас он взял на себя параллельный гипнофон, крайне опасную штуку, разрешенную только на сверхдальних рейсах и в таких вот безвыходных ситуациях, как сейчас на “Щелкунчике”. Эта “штука” складывалась из обычного гипнофона — аппарата для лечения сном и столь же безобидного мнемопередатчика, используемого для механического впечатывания в память больших объемов статистического или лингвистического характера. Здесь же мнемопередатчик использовался как транслятор, передающий на гипнофон био— и пси-ритмы здорового человека. Опасность заключалась в том, что такое чудовищное напряжение, в котором приходилось пребывать пси-донору в течение нескольких часов без малейшего перерыва, обязательно выливалось в тяжелейшее перенапряжение, а суточный сеанс грозил донору амнезией.
Вот на что ушел Сунгуров, и если бы у него не был налажен контакт с Лорой, Тарумов ему ни за что бы не уступил.
Командир обвел взглядом оставшихся — все тяжело дышали, штурман был очень бледен.
— Почему не надеты скафандры? — взорвался командир. — Воббегонг, проверьте отсеки. Регенератор работает на лазарет.
Тарумов вздернул змейку скафандра и прокашлялся в микрофон. Надо было поторапливаться — в баллонах запас воздуха на сорок восемь часов, а ведь это и на посадку, и на организацию обороны, и на переселение в “Аларм”, а если понадобится — и на частичный ремонт последнего. Так что — времени в обрез.
— Давид, приспустите четвертый зонд, но подтвердите удаление на пятьдесят метров от любого предмета.
Зонд пошел вниз — на оливковом экранчике начали расти и приближаться кучевые облака пыли и пепла. Зонд был уже на высоте шестисот метров. Пятьсот, четыреста. Повис над тучей. Еще немного — и он оказался в медленно подымающемся тяжелом мареве.
— Переключить на инфракрасный локатор и спускать дальше!
На экране завихрились смерчи нагретого воздуха, а в иллюминаторе все это выглядело далекой пеленой. Впрочем, нет — кажется, возникло какое-то едва уловимое мельтешение…
— Обошли сверху! — резанул слух крик Лодарии. Каша на экране зонда забурлила так, словно кто-то включил гигантскую мешалку. Замелькали светлые тупорылые призраки — значит, внизу, на поверхности, было погорячее. — Все уже понимали, что зонд доживает последние секунды. Экранчик засветился ярче, призраков прибавилось, они были уже почти неотличимы от фона. И — разом темнота отключения.
— Их там снова полным-полно, — констатировал Воббегонг. — Может быть, запасные подземные укрытия?..
— Размножаются, скоты, — мрачно предположил Лодария.
— Паника на борту! — прикрикнул командир. — Мы, естественно, ничего в этой каше рассмотреть не могли. Но зонд работал до самого соприкосновения с поверхностью. Как бы он ни кувыркался, наша “считалка” получила достаточно кадров для анализа. Сейчас мы будем знать, что там, внизу, происходит на самом деле.
Его пальцы бесшумно забегали по клавиатуре компьютера, и почти мгновенно на табло заструились строчки ответа:
“В МОМЕНТ ВЗРЫВА В ВОЗДУХЕ НАХОДИЛОСЬ ПРИМЕРНО 75 ПРОЦЕНТОВ ВСЕХ ЛЕМОИДОВ, ИЗ КОТОРЫХ ПОВРЕЖДЕНО НЕ БОЛЕЕ 10 ПРОЦЕНТОВ. ИЗ НАХОДИВШИХСЯ НА ПОВЕРХНОСТИ УНИЧТОЖЕНО 80 ПРОЦЕНТОВ. ПРИНЦИП РЕГЕНЕРАЦИИ ПОКА НЕ ЯСЕН, ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ АНАЛОГОВОЕ ВОСПРОИЗВОДСТВО”.
— А откуда они берут металл для этого самого аналогового воспроизводства? — справедливо поинтересовался Лодария.
— А вот это — то, что они могли награбить, не трогая корабля, — ответил Тарумов. — С “Аларма” сошли люди, — но, спустившись на поверхность, корабль запустил автоматические станции исследования, которые и снабдили уходящий ремонтник всеми сведениями о Чомпоте. Передвижные биолаборатории, метеостанции, буровые самоходки, наконец, солнечные батареи — все, что высунулось за радиус защиты, могло быть разграблено.
— Вдобавок наши собственные зонды, а может быть, и бомбы, — брякнул Воббегонг. — У меня сложилось впечатление, что они поддерживали бомбы в воздухе и опускали их бережно, как сырые яйца. Запросите-ка “считалку”, какой процент невзорвавшихся бомб?
Ответ был более чем неутешительный: 40 процентов. — Мы кормим их сырьем, — резюмировал Лодария. — То-то мне показалось, когда они бросились на четвертый зонд, что их стало даже больше, чем в первой атаке. Проверим?
