Михаил Водопьянов - Мечта пилота
Полёт был экспериментальным во всех отношениях. Во время его Иванов не только знакомился с ледовой обстановкой тех мест, где через несколько месяцев ему предстояло организовать базу великих перелётов Бесфамильного и Блинова, но и проверял в реальных условиях проверенные сотни раз в лабораториях многочисленные приборы самолёта.
Перед полётом Иванов особенно опасался за радиомаяк ледокола.
– Пользуясь нашим маяком, – уверял его инженер, – ты с завязанными глазами можешь долететь до полюса и затем вернуться на ледокол. Мои волны приведут тебя туда, куда нужно.
Собственно для Иванова эти уверения были излишни. Он прекрасно знал и значение радиомаяка и принципы его работы. Но, начиная серию ответственных полётов, он ничего не хотел принимать на веру. Во время экспериментального полёта он решил возможно тщательнее проверить работу маяка.
– Одно дело – береговая рация, – рассуждал он, – другое – наша пловучая, на ледоколе…
Сейчас Иванов с удовлетворением слушал непрерывные и равномерные сигналы радиомаяка ледокола. Он попробовал уйти немного влево от намеченного курса. Маяк чутко реагировал на это затуханием буквы "а". Выровняв самолёт и несколько минут пролетев по заданному курсу, Иванов круто взял вправо. Немедленно потухла буква "н". Возросшая слышимость буквы "а" резала ухо. Иванов несколько раз проверил работу радиомаяка и остался доволен ею. Как видно, маяк не подведёт.
Спокойный полёт и тепло располагали к работе всех, кто находился за треугольной дверью, ведущей из пилотской рубки в просторную пассажирскую кабину самолёта.
Гидролог Семёнов как бы прирос к окну со своим блокнотом. Он читал сменяющиеся под самолётом льды, как книгу. И, по мере того как менялся характер льдов, росло количество торопливых записей в его блокноте.
– Замечательная штука самолёт! – делился он своей радостью с метеорологом Вишневским. – Вы представляете себе, сколько потребовалось бы времени и лишений, чтобы пройти пешком две сотни километров по этим льдинам? Да и что бы я увидел? Пятнадцать квадратных метров у себя под ногами! А с самолёта я хорошо вижу десятки квадратных километров и за один час успел составить целую таблицу изменения характера льдов между восемьдесят третьей и восемьдесят четвёртой параллелями! Мне даже удалось зарисовать характерные очертания разводий и их расположение относительно севера…
Вишневский работал молча, не разделяя восторгов Семёнова. Он втайне считал себя старым "полярным волком". В своё время ему пришлось совершить не один десяток полётов, осваивая самую длинную в мире полярную линию Архангельск – Владивосток. Сейчас, не обращая внимания на то, что творилось внизу, за окнами, он заботливо укладывал разбросанные по кабине вещи.
В переднем углу кабины, у входа в пилотскую рубку, сосредоточенно возился у своей рации штурман и радист самолёта Фунтов. Его в шутку звали "центральной телефонной станцией". И в этой шутке была доля правды. Фунтов одновременно держал радиосвязь с летящим самолётом "П-6", с ледоколом и – по внутреннему телефону – со своим лётчиком Ивановым.
Все три рации экспедиции с честью выдержали первое испытание. За всё время полёта связь ледокола с летящими самолётами не прерывалась ни на минуту. Беляйкин задавал Иванову десятки вопросов:
– Как меня слышите? Есть ли связь с Титовым? Какова температура? Хорошая ли видимость? Помогает ли радиомаяк?
Иванов отвечал точно и коротко:
– Слышу вас хорошо. С Титовым связь непрерывная. Температура минус два градуса. Видимость очень хорошая. Маяк работает безупречно…
И добавлял от себя:
– Высота тысяча метров. Идём строем. "П-6" летит почти рядом справа. Под нами такой же лёд, как и в начале полёта. Кое-где попадаются разводья…
Около Беляйкина неотступно находился Уткин. Он быстро писал бюллетени и вывешивал их на дверях радиорубки. Команда с удовольствием читала эту "жуткинскую газету", издававшуюся непрерывно в течение часа. Через каждые пять-десять минут выходил свежий номер.
Так прошли первые двадцать минут после вылета. Затем Иванов сообщил, что лёд стал гуще, показались огромные нагромождения ледяных гор. Разводья исчезли, появились ровные ледяные поля. А ещё через двадцать минут в мирный разговор Иванова и Беляйкина ворвался взволнованный голос Киша:
– Справа видим два острова…
– Где, где? Я не вижу, – заволновался и Иванов.
– Вероятно, я их загораживаю. Сейчас отстану, смотри, – ответил Титов.
"П-6" немного отстал, и Иванов различил среди белоснежных, ослепляющих льдов два серых невыразительных пятна. Поручив Вишневскому примерно определить местоположение неизвестных островов, Иванов соединился с Беляйкиным.
– Справа… – начал было он, но Беляйкин перебил:
– Я вас подслушал. Об островах знаю. Если позволяют условия – подойдите и нанесите их на карту. Но не рискуйте…
– Есть! – ответил Иванов и приказал Титову взять курс на землю.
Сделав круг над небольшими, покрытыми обледенелыми скалами островами, Иванов убедился, что сесть там невозможно. Боясь потерять связь с ледоколом и ориентировку, он решил продолжать полёт. Фунтов сообщил решение командира на ледокол.
– Одобряю ваше решение, – ответил Беляйкин. – Не теряйте времени, идите к цели. Неизвестно, удастся ли вам найти подходящее место для посадки. Выть может, придётся вернуться к ледоколу.
Прошло ещё двадцать минут. Воспользовавшись ярким солнечным светом, Вишневский с Фунтовым определили местонахождение самолёта. Оказалось, что попутно-боковой ветер помог самолётам, и они находились недалеко от цели. Иванов немедленно сообщил об этом Беляйкину.
– Какая обстановка внизу? – спросил начальник экспедиции.
– Сейчас "П-6" пойдёт на разведку.
– Не садитесь до тех пор, пока не сядет Титов.
– Есть!
Титов снизился до двухсот метров. Яркое солнце, отражённое льдом, ослепило его. Кругом бело, нигде ни одного тёмного пятнышка, по которому можно было бы почувствовать высоту. На секунду показалось, что высоты нет и вот-вот самолёт врежется в лед. Между тем стрелка альтиметра была где-то около цифры 200.
– Возьми правее! – крикнул ему по телефону Киш.
Титов взглянул направо. Действительно, там оказалась большая ровная льдина. Но по мере снижения снова терялось представление о высоте.
– Бросай шашки! – приказал Титов.
Киш сбросил несколько дымовых шашек. Сразу же стала чувствоваться высота. По отклонению дыма Титов определил направление ветра. За шашками полетели вниз несколько развёрнутых пакетов с сажей. На девственной белизне льда возникло несколько серых полос. Они помогли лётчику определить периферическую глубину ледяного поля, которому суждено было через несколько минут стать первым полярным аэродромом экспедиции.
