Дэниел Галуи - Слепой мир. Сборник
С опозданием в пятнадцать минут я получил наконец возможность войти в антикварный магазин, служащий прикрытием для подпольной курильни.
Моим глазам пришлось привыкать к голубоватому туману, висевшему в помещении. Запах табака был резким, но приятным. Из стереоустановок слышалась приглушенная мелодия прошлого века: «У тебя в глазах дым…»
Подойдя к бару, я поискал глазами Коллинзворта: его еще не было. Я представил себе его, одновременно смешного и важного, в поединке с «ищейкой».
Прихрамывая, к бару подошел хозяин заведения. Это был коренастый мужчина с вечно недовольным выражением лица; левый глаз у него дергался, что тоже совсем его не украшало.
— Желаете выпить или покурить? — спросил он меня.
— И то, и другое. Вы не видели доктора Коллинзворта?
— Сегодня еще нет. Что вам подать?
— Двойной скотч-астероид и две сигареты с ментолом.
Сначала подали сигареты в маленьком пластиковом портсигаре. Я достал одну и поднес к губам. В ту же секунду официант поднес к ней великолепную зажигалку.
Дым был острым и обжигающим, так что мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не закашляться и не показать, что я, собственно, не курю. Потом я почувствовал приятное головокружение и легкое пощипывание в носу.
Минуту спустя приятный вкус скотча увеличил мое блаженство. Я с наслаждением смаковал напиток, одновременно рассматривая почти полный зал. Свет был приглушенным, курильщики тихо беседовали, и их шепот странным образом прекрасно гармонировал со старинной музыкой. Я с удивлением поймал себя на мысли, что хотел бы сидеть в саду рядом с Джинкс и смотреть, как сигарета отбрасывает красноватый блик на ее атласную кожу.
В сотый раз я пытался убедить себя, что она непричастна к таинственному исчезновению рисунка. Я ведь видел рисунок, когда провожал ее до двери, и констатировал его пропажу только когда вернулся к письменному столу.
Но если она абсолютно не замешана в этом деле, то почему отрицала знакомство с Мортоном Линчем?
Допив остаток скотча, я заказал себе еще порцию и продолжал курить. Насколько все было бы проще, если бы мне удалось убедить себя, что Линч никогда не существовал! Кончина Фуллера перестала бы вызывать подозрения, и Джинкс была бы права в своем нежелании вспомнить Линча. Но все же это не объясняло исчезновение рисунка.
Кто-то уселся на табурет рядом со мной и мягко положил руку мне на плечо.
— Проклятые «ищейки»! — пробурчал он.
Я оглянулся и увидел Эвери Коллинзворта.
— Они вас тоже прищучили?
— Четверо. Один из них задержал меня черт знает на сколько времени с какой-то медицинской анкетой. Хуже, чем у зубного врача.
Хозяин уже тащил трубку Коллинзворта, набитую специальной фирменной смесью, и принял заказ на порцию виски.
— Эвери, — сказал я ему, пока он раскуривал трубку. — Я хочу загадать вам загадку. Представьте себе рисунок, на котором изображен греческий воин с копьем, повернувший голову направо и делающий шаг в этом направлении. Перед ним — черепаха, которая тоже движется в ту же сторону. Первое: какие ассоциации вызывает у вас этот рисунок? Второе: видели ли вы что-нибудь подобное совсем недавно?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Доктор Фуллер сделал для меня такой рисунок. Предположим для начала, что рисунок обозначает что-то важное. Но что именно? Вам он ни о чем не напоминает?
Он задумчиво смотрел на огонек в трубке.
— Может быть.
Так как он продолжал упорно молчать, я в конце концов был вынужден спросить еще раз:
— Что же?
— Зенона.
— Зенона?
— Парадокс Зенона из Элеи. Ахилл и черепаха.
Я щелкнул пальцами. Конечно же! Ахилл бежал за черепахой и не мог ее догнать, потому что стоило ему пробежать половину расстояния между ними, черепаха за это время продвигалась на соответствующую часть дистанции, и так до бесконечности.
— Вы не могли бы предположить, каким образом этот парадокс может относиться к нашей работе? — жадно спросил я у него.
Он пожал плечами;
— Пока не понимаю. Но ведь я специалист только в области психопрограммирования. Я ничего не могу сказать о других аспектах проблемы.
— Насколько я помню, целью этого парадокса является доказательство положения, что любое движение — не более чем иллюзия.
— В общих чертах, да.
— Тогда я ничего не понимаю!
— Вероятно, рисунок Фуллера имел другое значение.
Я потянулся за своим стаканом, но Коллинзворт остановил мою руку.
— На вашем месте я бы не придавал слишком большого значения работе, которой Фуллер занимался в течение последних двух недель. Знаете, он был немного странным.
— Возможно, у него была для этого причина?
— Никакой причиной нельзя объяснить его манеру поведения.
— Например?
Он скривился.
— Я играл с ним в шахматы за два дня до его смерти. Он пил весь вечер.
— У него были неприятности?
— Ничего конкретного я не заметил, но он явно был не в себе. Все время его тянуло философствовать…
— О возможности улучшения человеческих отношений?
— О, совершенно не то. Если говорить честно, он думал, что его работа для «Реакшнз» принесла наконец свои плоды, — он называл это фундаментальным открытием.
— И что это за открытие?
— Он мне этого не сказал.
Это подтверждало слова Линча о секретной информации, которую мне собирался сообщить Фуллер. Следовательно, совершенно очевидно, что Линч приходил-таки на прием, устроенный Сичкином, и мы действительно говорили с ним на террасе.
Я зажег вторую сигарету.
— Почему это вас так интересует, Дуг?
— Потому что я думаю, что смерть Фуллера не была несчастным случаем.
Мгновение он молчал, а потом торжественно произнес:
— Послушайте меня, мой мальчик. Я прекрасно знаю все подробности распри между Фуллером и Сичкином, но не предполагаете же вы, что Сичкин был в таком состоянии, чтобы убрать…
— Я никогда этого не говорил!
— К счастью. И вы никогда не скажете ничего подобного. Сичкин очень силен и мстителен.
Я поставил пустой стакан на стойку бара.
— С другой стороны, Фуллер мог с закрытыми глазами найти дорогу внутри своего функционального генератора. И он никак не мог бы наткнуться на кабель высокого напряжения.
— В нормальном состоянии — да. Но… со странностями, которые водились за ним последнее время…
Коллинзворт допил, наконец, свое виски. Он поставил стакан на стойку, потом снова разжег трубку.
— Меня мучают серьезные сомнения относительно «фундаментального открытия» Фуллера.
