Сергей Снегов - Четыре друга
Я достал из стола чистый журнал для записей и на первой странице вывел заглавие: "Лаборатория ротоновой энергии. Создание и гибель замысла".
Тема теперь была обозначена ясно. Оставалось расчленить ее на важнейшие события и каждое исследовать особо. Кондрата, будь он жив, взбесила бы моя педантичность, он выходил из себя всякий раз, когда я разрабатывал методику очередного эксперимента. Он привык скакать через ступеньки. Ему это удавалось. Но я не обладал его чудовищной прозорливостью. Историю исследований Кондрата я мог описывать лишь шаг за шагом, а не теми гигантскими прыжками, как она реально мчалась к трагическому финалу.
И я вывел на второй странице:
Основные ступеньки движения
1. Знакомство на лекции профессора Прохазки.
2. Туманные идеи Кондрата Сабурова.
3. Содружество четырех. Идеи проясняются.
4. Диплом и назначение в Объединенный институт N 18.
5. Лучезарный Огюст Ларр и зловещий Карл-Фридрих Сомов.
6. Лаборатория ротоновой энергии получает первое признание.
7. Женитьба Сабурова и бегство Ширвинда.
8. Эдуард Ширвинд возвращается.
9. Карл-Фридрих Сомов ставит палки в колеса.
10. Сабуров обнаруживает ошибки в своей теории.
11. Измена Адель Войцехович и Эдуарда Ширвинда.
12. Изгнание Мартына Колесниченко.
13. Взрыв.
- Отличная программа! - произнес за моей спиной насмешливый голос. Если не ошибаюсь, друг Мартын, вы собираетесь писать детективный роман в древнем стиле - таинственные преступления, любовные страсти, злобные противники и прекраснодушные покровители... Не так?
Я вскочил. Позади стоял Сомов. Его глубоко посаженные глаза горели, широкое лицо кривилось в усмешке. Он наслаждался, словно поймал меня на скверном поступке, которого заранее ожидал. Я возмутился:
- Кто дал вам право вторгаться в мою комнату? Я не посылал разрешения на вход.
Усмешка слетела с его лица, как сдернутая маска. Теперь он глядел холодно и хмуро. Тысячи раз я видел его таким.
- Обращаю ваше внимание на две ошибки, друг Мартын. - Голос звучал бесстрастно и отстраняюще - тот "желтый" голос, каким он разговаривал с подчиненными. Во всяком случае, со мной - всегда. - Первая: заместителю директора института не требуется иного разрешения на вход в любую лабораторию, кроме его личного шифра. Вторая: эта комната не ваша, а бывшая ваша. Если вы того пожелаете, она снова станет вашей. Но вы такого желания пока не высказывали.
Во мне все сильней закипал гнев.
- Даже положение заместителя директора не дает право высматривать через мое плечо, что я пишу.
- Третья ошибка. Я не заглядывал вам за плечо. - Он показал на дисплей настольного компьютера, на нем сияла исписанная мной страница. Советую в другой раз использовать старинные карандаши, а не современное стило, переносящее каждую букву на экран. Укажу и на четвертую ошибку. На дисплее изображена программа расследования катастрофы: именно то задание, которое мы с Ларром вам предложили. Стало быть, нет вины в том, что я случайно с ней познакомился.
Я взял себя в руки.
- Все логично. У вас есть замечания к программе?
- Пока стилистические. Лучезарный Огюст, зловещий Карл-Фридрих, бегство Ширвинда, измена, изгнание... Не слишком ли много цветистой старины даже для любителя старого стиля? Например, вот это: "ставить палки в колеса"! Колесный транспорт можно увидеть только в музеях. К чему в век ракет и антигравитаторов такие древние термины?
- Хочу доказать, что и в наш век антигравитаторов иные старинные выражения точно отражают реальность.
Он сел, не дожидаясь приглашения.
- Ваше право. Как вы догадываетесь, я пришел не для того, чтобы вычитывать с дисплея предварительную программу вашего расследования. Будет день, вы сами доложите мне методику поиска.
- Результаты, а не методику, - поправил я. Сомов многого хотел. Наши личные отношения, сколь ни важны они были для Кондрата и меня, Карлу-Фридриху Сомову раскрывать я не собирался.
Он пожал плечами.
- Границы установите сами. Я не любитель старинных детективов, так что с этой стороны можете оставаться спокойным.
- Итак, вы пришли сюда ради того, чтобы... - напомнил я.
- Совершенно верно: чтобы вручить вам эту папку с документами лаборатории.
Он протянул толстый пакет, который держал в руках. Я сказал:
- Разве я не говорил вам с Ларром, что отчет комиссии, расследовавшей катастрофу, и личные дневники Сабурова меня пока не интересуют? Я обращусь к ним, когда стану сверять свое мнение с официальными выводами.
- Вот, вот! Пусть все эти документы будут у вас под рукой, когда понадобятся. Кстати, здесь не только доклад комиссии и дневники Сабурова, но и рабочие журналы лаборатории. Без них вы вряд ли восстановите в памяти все детали экспериментов.
Я положил пакет на стол. Было что-то раздражающее в настойчивости, с какой Сомов стремился заранее воздействовать чужими мнениями на мое не сложившееся пока собственное мнение.
- Кажется, вас беспокоит, что мое заключение будет сильно отличаться от того, какое вы хотели бы получить?
Он хладнокровно снес мой выпад.
- Почему вам так кажется?
- Ну знаете, Карл-Фридрих!.. Наши с вами отношения никогда не были дружескими. Эдуард острил, что если всюду, где вы говорите "да", поставить "нет", то будет сносно. Но до этого с вами трудно.
- Ширвинд хорошо острил, мне часто нравились его шутки. И отношения с вашей блестящей четверкой могли быть лучшими, чем реально были. Но какую это имеет связь с сегодняшней беседой?
- А ту, - резко сказал я, - что мы всегда были вам нежеланны в институте. И особенно был неприятен я. Разве вы не жаловались на мою бесцеремонную прямоту еще больше, чем на грубость Кондрата? И сомневаюсь, что вам нравились остроты Эдуарда! Уверен, что из всех кандидатур в расследовании трагедии с ротонами моя - самая для вас неприемлемая. Могу представить себе, какой нажим оказал директор на вас, чтобы вы согласились привлечь меня, а не другого.
- Вашу кандидатуру предложил я, а не Ларр, - холодно возразил он. - И могу информировать, что он согласился только под моим нажимом.
Я бы жестоко соврал, если бы сказал, что ожидал такого признания. На какую-то минуту я растерялся. Сомов пристально и спокойно глядел на меня.
- Все-таки, думаю...
Он прервал:
- Будет еще время разобраться во всех "почему" и "отчего". Сейчас вы знаете, что я сам пожелал вашей кандидатуры, и это облегчит мою просьбу к вам.
- Вы сказали - "просьбу"?
- Я сказал - "просьбу". Она такова. Со временем ваши выводы станут известны всем. Но пока они не отлились в окончательную форму, не делитесь своими соображениями ни с кем. Особенно с вашими друзьями Войцехович и Ширвиндом. Они, вы сами понимаете, пристрастны.
