Ларри Нивен - Легенды Освоенного Космоса. Мир-Кольцо
— Оставь в покое свои доспехи и пристегнись! У нас есть шанс попасть домой, только если мы стартуем немедленно.
Стоило мне затянуть ремни, как турбины взревели, корабль затрясся, а потом рванулся вперед, и мы выскользнули из-под топливного бака.
Турбины набирали рабочую скорость, и давление усиливалось — Эрик выжимал из двигателей все, что мог. Это было бы мучительно, даже не будь на мне скафандра, — теперь же превратилось в лютую пытку. Ну, разве это не обидно — уцелеть во время невероятной прогулки с ведрами, а потом загнуться от банальных перегрузок?
Мы мчались почти вертикально вверх, и я никак не мог набрать в грудь достаточно воздуху и сказать Эрику, что погибаю.
Корабль вдруг дернулся, как гальванизированная лягушка.
— Турбина отключилась, — сообщил Эрик. — Пойду на другой.
Корабль вильнул — выбывшая из строя турбина отделилась. Теперь он летел, судорожно вздрагивая, но продолжал разгоняться.
Все, кажется, мне конец!
И тут заглохла вторая турбина. Эрик избавился и от нее, наконец-то ускорение прекратилось…
Но я еще долго не мог говорить.
— Мы все еще не выбрались, — возвестил бодрый голос моего напарника. — Можешь снять скафандр: когда я включу ракету, это будет пострашней той легкой разминки, которая заставила тебя поскулить.
— Вовсе не скулил!
Еще как, можешь мне поверить.
Я молчал до тех пор, пока не выбрался из скафандра.
— А как ты себя чувствуешь? — осведомился я, снова падая в кресло. Больше нигде нет необъяснимого онемения?
— Нет. А что?
Ничего. Просто проявляю дружескую заботу.
Пристегнись и перестань злиться. Понимаю, тебе обидно, что я оказался прав: неполадки и впрямь были чисто механическими!
— Черта с два!
— Что-что?
— Черта с два они были механическими! Я тебя в этом убедил, а потом еще раз убедил, что устранил неисправность. Мне хотелось, чтобы ты поверил — турбины опять могут работать. Я сотворил чудо, Эрик. Но это чудо из области психологии, а не механики. И надеюсь, что мне не придется выдумывать для тебя новые плацебо на обратном пути!
Я выпалил все на едином дыхании и немедленно пожалел о своих словах. Кто меня тянул за язык? Если мне приспичило поругаться с напарником, можно было хотя бы подождать, пока он вытащит нас из этой переделки! А вдруг он опять утратит контроль над турбинами?
Эрик молчал. Я уже приготовился к самому худшему, когда наконец услышал его голос:
— Ты считал, что никакой неисправности нет — и все-таки вышел на крыло на высоте шестнадцати миль?
— Ага. Что мне еще оставалось делать?
В механизмах Эрика что-то хрюкнуло.
— И после этого ты считаешь ненормальным меня? Почемучка, ты знаешь, кто из нас двоих по-настоящему сумасшедший?
— Ладно, готов поставить пять тысяч, что я прав. — Мой гнев совсем прошел, осталась только огромная усталость.
— Идет. Пусть механики после приземления поищут механическую неисправность. Ставлю пять тысяч, что они ее найдут. А теперь внимание — включаю ракету. Два, один…
Ракета включилась, вдавив меня в кресло. Последнее, о чем я успел подумать, теряя сознание, что наверняка не доживу до того дня, когда смогу получить свой выигрыш!
Люк Джейсон обвел на дисплее рамкой часть схемы левого крыла корабля.
— Это вот здесь, видите? Наружное давление сжало канал провода так, что он больше не мог сгибаться. А когда металл расширился от тепла, контакты сместились и разошлись. Ваша мысль с охлаждением реле была весьма удачной… Хотя до сих пор не понимаю, как это вы ухитрились остаться в живых после трюка с ведрами на высоте шестнадцати миль!..
— Полагаю, конструкция обоих крыльев одинакова? — перебил я эксперта-механика.
Он посмотрел на меня с удивлением.
— Само собой. И в правом крыле мы обнаружили аналогичные повреждения. Материал, из которого сделаны эти проводники, несомненно, не годится для венерианских кораблей.
Я оставил в груде Эриковой почты чек на пять тысяч и в тот же день улетел в Бразилию. Ума не приложу, как он отыскал меня там, где даже журналисты не могли найти первого человека, ступившего на поверхность Венеры, но этим утром мне пришло сообщение:
ПОЧЕМУЧКА, ВЕРНИСЬ! Я ВСЕ ПРОСТИЛ. ЭРИК ДОНОВАН
Пожалуй, я так и сделаю.
Дождусь[4]
Сейчас на Плутоне полночь. Я вижу четкую линию горизонта, ниже которой в звездном свете поблескивают глыбы льда. Звезды выплывают из-за цепи ледяных гор — и поодиночке, и парами, и щедрыми гроздьями ярких белых точек. Мой взгляд отчетливо различает их движение.
Нет, тут что-то не так! Период обращения Плутона слишком велик, чтобы движение звезд стало заметным, — просто ход времени для меня замедлился, как вращение шестеренок в старых запылившихся часах.
В этом и заключается вся надежда.
Планета мала, поэтому горизонт так близок. Днем он кажется еще ближе, ведь расстояния здесь не скрадываются дымкой атмосферы. Я вижу две острые скалы — они вонзаются в звездную россыпь, словно клыки вампира. Между ними сверкает яркая точка. Солнце. Медленно и плавно оно поднимается над клыками; я не жду от него тепла, и все же смотреть на блестящую точку приятно.
…Солнца больше нет, и звезды теперь расположились по-другому. Видимо, на какое-то время я потерял сознание.
Нет, здесь все-таки что-то не так!
Неужели я дал маху? Ошибка меня не убьет, но может свести с ума…
Чепуха! Тех нейронных связей, что еще действуют в моем мозгу, недостаточно для того, чтобы обезуметь. Их хватает только для таких вялых, неторопливых, полусонных мыслей. Я не чувствую ни боли, ни утраты, ни сожаления, ни ужаса. Только бесконечное терпеливое ожидание да еще что-то, определяемое тремя словами: ну и влип!
Я стою, глядя на восток, — и жду, жду, жду, жду. Пусть мой пример послужит вам уроком: вот к чему приводит нежелание умирать!
Когда в 1989 году Плутон в перигелии приблизился к Солнцу (и к Земле) настолько, насколько это вообще возможно, НАСА решила, что грех не использовать данное обстоятельство.
Трое космонавтов — Джером, Сэмми и я — очутились в пластиковом баллоне с двигателем на ионной тяге, который должен был доставить нас на Плутон через полтора года. После столь длительного совместного пребывания нам полагалось люто возненавидеть друг друга, однако ничего подобного не произошло. Психологи НАСА неплохо умеют составлять экипажи.
Тем не менее, наша троица с огромным энтузиазмом встретила долгожданную посадку. Какое это блаженство — уединиться хоть на несколько минут! (это во-первых). Пройтись по поверхности планеты! (это, разумеется, во-вторых). Ну и взяться наконец за какое-нибудь не предусмотренное программой дело!
