Наталья Поваляева - Рассказы о привидениях
С трудом выпутавшись из плаща и кое-как скинув ботинки, Генри Баррет прошел в тесную студию и оторопело уставился на мольберт, стоявший посреди комнаты. Днем, перед тем, как отправиться на прием к леди Сэвидж, художник закончил важный заказ — портрет леди Джулии Бриск. Лорд Бриск, который неизменно присутствовал во время всех сеансов, был доволен тем, как продвигается работа, и обещал заплатить мистеру Баррету пятнадцать фунтов. Это позволило бы художнику забыть о деньгах на ближайшие два, а то и три месяца.
Портрет леди Бриск был полностью завершен, и художник собирался, вернувшись от леди Сэвидж, покрыть его лаком. Теперь же, глядя на мольберт, Генри Баррет не верил своим глазам, потому что за время его отсутствия портрет совершенно преобразился. Вместо миловидной леди Бриск с полотна взирала толстощекая тетка средних лет с папиросой в зубах. Кружевной воротник ее голубого платья весь был усыпан пеплом, а дополнял неприятную картину презрительный взгляд. В общем, с мольберта на художника взирала та самая «последняя герцогиня», сомнений быть не могло.
Мистер Баррет энергично тряхнул головой, но видение не исчезло. Тогда, решив, что он просто переборщил с коньяком, художник завесил картину тряпицей и отправился спать.
Однако уснуть мистеру Баррету не удалось. Сначала из студии донеслись тяжелые шаги и странные вздохи, похожие на одышку. Решив, что это ходит мучающийся бессонницей сосед с верхнего этажа, художник накрыл голову одеялом и приготовился уснуть вот что бы то ни стало, но тут из студии раздался храп. То, что храпели именно в студии, не оставляло сомнений. Мистер Баррет встал с постели и на цыпочках прокрался из спальни в студию.
Тряпица, которую он совершенно точно накинул на мольберт, теперь лежала на полу, а изображенная на портрете герцогиня развязно подмигнула мистеру Баррету и растянула рот в улыбке, обнажая два золотых зуба. Всем своим видом она как бы иллюстрировала строки Браунинга:
Бывало, часто, свой чудесный взгляд
Дарила, улыбаясь, наугад.
Казалось, всё вокруг её пленит:
Неважно, кто иль что…
Чтобы покончить с навязчивым видением, мистер Баррет схватил краски и кисти и принялся мазок за мазком закрашивать противное лицо. Однако скрыть презрительную золотозубую ухмылку все не удавалось, и обезумевший художник, отбросив кисти, стал втирать краску в холст голыми руками. Красный, зеленый, синий, оранжевый — мистер Баррет не разбирал цветов, думая лишь о том, чтобы слой краски был достаточно плотным. Но герцогиня не спешила покидать свое пристанище; в конце концов, художник почувствовал дурноту, упал и прямо возле мольберта забылся тяжелым сном.
Проснулся мистер Баррет от настойчивого стука в дверь.
Весь перепачканный красками, с лихорадочно горящими глазами и осунувшимся лицом, художник отправился открывать визитерам, коими оказались леди и лорд Бриск.
Леди, горя нетерпеньем, тотчас же проскользнула в студию, не обращая внимания на невнятный лепет художника; лорд двинулся следом.
«Все пропало», — подумал мистер Баррет, и был прав. Леди Бриск, увидев на мольберте вместо своего портрета жуткое месиво из всех цветов спектра, в обмороке мягко осела на пол, а ее супруг, размахивая тростью, страшным голосом орал на мистера Баррета, бессильно прислонившегося к стене, обещая стереть его в порошок, ославить на весь Лондон и пустить по ветру.
Когда супруги Бриск, наконец, убрались восвояси, мистер Баррет на четвереньках, стараясь не глядеть на мольберт, прополз из прихожей в спальню, где спустя три дня его, отощавшего и совершенно безумного, и нашла квартирная хозяйка в сопровождении констебля. Художник сидел, завернувшись в одеяло, на кровати, и, раскачиваясь из стороны в сторону, бесконечно повторял одно и то же: «Конец настал улыбкам».
Два месяца в клинике доктора Нила, признанного специалиста по нервным болезням, вернули мистера Баррета к жизни, однако кое-что в художнике переменилось навсегда: он перестал писать портреты, полностью сосредоточившись на натюрмортах, снес букинисту полное собрание сочинений Роберта Браунинга, прекратил посещать салон леди Сэвидж (тем самым смертельно обидев последнюю) и более никогда, никогда, никогда не улыбался.
Призрак оперы
Неприятности начались во вторник.
Утром, только переступив порог театра, директор Ковент-Гардена Оливер Массель узнал о том, что прима труппы, сопрано мисс Ариадна Саутгейт слегла с инфлюэнцей и вечером выступать решительно не может. Срочно отправили курьера к мисс Флоренс Перкинс, чтобы она готовилась к замене. Однако курьер, прежде чем отправиться к дублерше с посланием, успел поделиться новостью с рабочим сцены, тот — с бутафором, бутафор — с костюмершей, а та, в свою очередь — с мисс Розамунд Войзи. Так что курьер не пробежал еще и половины пути от театра до дома мисс Перкинс, а мисс Розамунд Войзи уже сотрясала рыданиями стены кабинета мистера Масселя, обвиняя всех в подлом заговоре, грязных интригах и преступном желании свести ее, восходящую звезду мировой оперы, в могилу. Мисс Войзи полагала, что заменять слегшую Ариадну Саутгейт должна именно она, а не «эта кокотка» Флоренс Перкинс.
С трудом отделавшись от восходящей звезды, мистер Массель узнал, что в бутафорском цехе накануне праздновали именины одного из работников, и в итоге на службу сегодня явились только трое из девяти, да и явившиеся не вполне трудоспособны.
Затем директору доставили письмо из банка, а в нем — чек, отправленный мистером Масселем неделю назад в счет оплаты цветочных композиций для оформления вечерних постановок. В письме говорилось, что данный чек не может быть принят банком, так как неверно оформлен и заверен. Это означало, что цветочных композиций не будет.
Но все эти досадные мелочи были лишь прелюдией к настоящим неприятностям, которые оккупировали Ковент-Гарден вечером.
Шикарная публика заполняла фойе театра, готовясь насладиться вавилонскими страстями «Семирамиды» Россини; лампы изливали желтый свет на сверкающие бриллианты дам и лысины кавалеров; мисс Флоренс Перкинс в гримерке уже нарядилась вавилонскою царицей и трепетала в ожидании своего выхода, как вдруг из зрительного зала стали доноситься тревожные голоса.
Вскоре выяснилось, что каким-то невообразимым образом медные номерки на креслах оказались в полнейшем беспорядке. После первого ряда шел сразу восьмой, затем пятый, потом одиннадцатый и так далее. С нумерацией кресел внутри ряда дела обстояли не лучше: «28», «15», «2», «14», «14», «30»… С некоторых кресел номерки и вовсе были сняты! Градус напряжения постепенно нарастал, служительницы театра сбились с ног, улаживая то здесь, то там разгорающиеся конфликты. В итоге мистеру Масселю пришлось самолично выйти на сцену и обратиться к публике с извинениями за доставленные неудобства и просьбой усаживаться в свободном порядке. Стоит ли говорить о том, что до самого конца постановки атмосфера в театре оставалась накаленной, удовольствие от общения с прекрасным было испорчено, и только один человек искренне радовался происшествию — не задействованная в спектакле мисс Розамунд Войзи.
![Шарлин Харрис - Танцующие в темноте[4-3]](/uploads/posts/books/4977/4977.jpg)
