Альфред Ван Вогт - Слан
Ее мозг болезненно напрягся. Так вот оно что!
Своим криком «в отставку!» они надеялись увлечь за собой колеблющихся и трусов, хотя вскоре стало ясно, что им это не удается. Она посмотрела на Кира Грея, присутствие которого уже само по себе удерживало от паники остальных. Один только взгляд на него вернул ей надежду. Грей по-прежнему уверенно сидел в кресле, может быть, чуть напряженный, но еще более сильный и внушительный. На его лице играла ироничная улыбка.
— Не странно ли, — сказал он, не повышая голоса, — что только четверо самых молодых членов Совета присоединились к предложению молодого Петти? Очевидно, люди постарше сообразили, что здесь находится лишь авангард, а завтра утром уже вовсю заработают расстрельные команды, ибо этим сорвиголовам надоело подчиняться нам, старикам. И хотя им примерно столько же лет, сколько и мне, они и меня считают замшелым старцем. Они спешат сбросить с себя нашу власть и, конечно же, уверены, что, расстреляв тех, кто старше их, на несколько лет приблизят то, что природа и так сделает через несколько лет.
— Расстрелять их! — прорычал Мэрдью, старейшина Совета.
— Чертовы молокососы! — подхватил министр авиации Харлихэн.
Реплики более пожилых членов Совета успокоили бы Кэтлин, если бы она ясно не читала их побуждений, скрытых завесой слов. Ненависть, страх, сомнение, наглость, злоба, непреклонность смешивались в их душах в одно неясное целое.
Джон Петти, слегка побледнев, стоя следил за происходящим. Но тут поднялся Кир Грей. Он сжал кулаки, глаза его сверкали.
— Сядьте, вы, безмозглый кретин! — обратился он к Петти, — Как вы осмелились вызвать кризис именно в тот момент, когда нам, быть может, надо пересмотреть всю политику в отношении сланов? Вы понимаете, что мы проигрываем? У нас ни один ученый и в подметки не годится суперученым сланов. Я готов многое отдать за то, чтобы хотя бы один из них был на нашей стороне! К примеру, такой как Питер Кросс, убитый нашими полицейскими три года назад из-за глупых предрассудков черни.
Именно черни. Сегодня масса народа находится на этом уровне. Толпа с животным сознанием, сформированным нашей пропагандой. Люди боятся, безумно боятся за своих детей, а у нас нет даже ученого, чтобы найти объективный подход к проблеме. По правде говоря, у нас нет ни одного ученого, достойного этого звания. Какой смысл человеку посвящать свою жизнь исследованиям, если ему с раннего детства вдолбили, что всякое открытие, какое он может сделать, уже давно сделано сланами. Когда его уверяют, что эти открытия дожидаются в тайниках того дня, когда сланы снова предпримут попытку завладеть Землей.
Наша наука — сплошной фарс, наше образование — паутина лжи. И с каждым годом вокруг нас все выше растет стена из обломков надежд и устремлений людей. С каждым годом усиливается дезориентация, углубляется бедность, растет нищета. Нам остается только ненависть, а для дела этого мало. Нам надо либо полностью уничтожить сланов, либо заключить с ними соглашение и положить конец бессмысленной борьбе.
Страсть, с которой говорил Кир Грей, отражалась на его лице. Но Кэтлин ощущала, что разум диктатора оставался спокойным, внимательным и бдительным. Когда этот искусный демагог, вершитель человеческих судеб заговорил снова, его великолепный чистый баритон был почти ровным и спокойным.
— Джон Петти обвинил меня в том, что я намерен сохранить жизнь этому ребенку. Хотел бы вам напомнить, как начальник полиции вел себя последние месяцы. Сколько раз Петти внушал вам, быть может, в шутливом тоне, что я не собираюсь ее убивать? Я знаю, что именно так он и поступал, об этом мне неоднократно доносили. И теперь вам понятна его игра, вы видите, с какой нежностью он расточает вокруг свой яд. Вы достаточно опытные политики, чтобы видеть, в какое положение он меня поставил: отдав приказ о казни этой девочки-слана, я уступлю давлению, а следовательно, утрачу свой престиж.
Поэтому я решил опубликовать коммюнике о том, что Кэтлин Лейтон не будет казнена. И поскольку мы очень мало знаем о сланах, то оставим ей жизнь, чтобы изучать ее. Я, со своей стороны, решил извлечь всю выгоду из присутствия Кэтлин, наблюдая за ее развитием до полной зрелости. Я уже собрал огромное количество наблюдений.
Джон Петти так и сел на место.
— Не пытайтесь заткнуть мне рот! — прорычал он, — Вы зашли слишком далеко. Дай вам волю, вы отдадите сланам целый континент, где они смогут разрабатывать эти свои пресловутые суперизобретения, о которых мы так много слышали, но ни разу не видели. Что касается Кэтлин Лейтон, вам придется переступить через мой труп, чтобы оставить ее в живых. Женщины-сланы особенно опасны. Они — продолжатели рода и отлично знают свое дело, мерзавки!
Но Кэтлин уже не слушала его. Кир Грей во второй раз мысленно задал ей вопрос: «Сколько присутствующих полностью согласны со мной? Покажите на пальцах».
Она ошарашенно глянула на него, потом окунулась в поток неясных мыслей и эмоций, исходящих от этих людей. Задача была невероятно трудной — мыслей было множество, они накладывались друг на друга и создавали помехи. Но по мере того как истина открывалась перед ней, мозг ее испытывал все большую растерянность. Она думала, что более пожилые члены Совета на стороне диктатора, но это было не так. Их терзал страх, а кроме того, росла уверенность, что дни Кира Грея сочтены и им следует делать ставку на молодых.
Наконец она в растерянности подняла три пальца. Трое из десяти за Кира Грея, четверо откровенно против и за Петти, трое проявляли нерешительность.
Она не могла сообщить ему последние две цифры, но он их и не требовал. Все его внимание было сосредоточено на трех пальцах Кэтлин. В его чуть расширившихся глазах блеснуло беспокойство. На мгновение ей показалось, что в его мыслях мелькнул страх. Потом он снова стал невозмутимым. Он застыл в кресле, как каменное изваяние, холодный, беспощадный, смертельно опасный.
Она не могла отвести от него взгляда.
Она была в полной уверенности, что перед ней загнанный в угол человек, который, мобилизовав весь свой опыт, судорожно пытается найти средство обратить неминуемое поражение в победу. Она попыталась проникнуть в его мозг, но железный контроль над мыслями, невозмутимое течение его размышлений вставали между ними неодолимым барьером.
А вот в поверхностных мыслях она прочла сомнения, странную неуверенность, впрочем, не содержащую страха, какое-то колебание относительно того, что он теперь должен сделать из того, что может. Похоже, он не предвидел, что кризис будет столь острым, что оппозиция выступит столь организованно и вспышка ненависти к нему ждала только часа, когда появится возможность сбросить и уничтожить его.
