Георгий Мартынов - Гость из бездны (сборник)
Очень скоро он убедился, что купол действительно светится. Пристально вглядываясь, можно было заметить, как иногда он становился светлее или, наоборот, чуть темнее, чем раньше. По гладкой, словно покрытой тонким слоем стекла, поверхности «потолка» и «стен» пробегали искрящиеся точки или едва заметные туманные полосы.
Один раз, когда почти в центре купола вспыхнула особенно яркая, как маленькая звездочка, искрящаяся точка, он увидел на полу ее отражение.
Значит, пол только казался матовым.
Глаза, только что получившие способность снова видеть, устали и начали болеть. Он закрыл их.
Но картина загадочного помещения продолжала стоять и перед закрытыми глазами, тревожа и волнуя своей абсолютной непонятностью.
Где он находится?
Снова вопрос, так часто занимавший его мысли, стоял перед ним. И хотя он увидел наконец окружающее, это не внесло ясности, а, наоборот, запутало все еще больше.
«Павильон» был так странен, так не похож на что-либо виденное раньше, что невольно явились мысли о сновидении, о галлюцинации мозга, расстроенного болезнью.
Он даже обрадовался «объяснению» и поспешно открыл глаза, почти уверенный, что не увидит больше фантастического непонятного купола, что все вокруг сменилось обычной, хорошо знакомой обстановкой.
Но ничто не изменилось.
По-прежнему его окружало голубое сияние геометрически правильной сферической поверхности «потолка». Ни стен, ни дверей, ни окон!
Не сон, не галлюцинация, а реальная и несомненная действительность…
«Все же, — почему-то подумал он, — двери должны быть. Ведь кто-то входил ко мне. Вероятно, дверь находится позади, там, куда я не могу заглянуть».
Несколько раз повторил он про себя эту фразу, черпая успокоение в мысли, что кто-то приходил, значит, придет еще раз. Они один, вокруг него есть люди. Они, конечно, знают, что означает все окружающее, и объяснят ему, когда придет время…
Скорей бы!
И он нетерпеливо прислушивался, ожидая шагов, которые однажды уже слышал.
Но все было тихо, так тихо, что удары взволнованного сердца казались ему громкими, как удары маятника больших часов, стоявших в его квартире с тех пор, как он себя помнил, и равномерный перестук которых был неразрывно связан для него с воспоминаниями детства.
Никто не приходил.
Время шло, не внося никаких перемен. Много раз он засыпал и снова просыпался для бесплодного ожидания.
Все, что окружало его, словно застыло в неподвижности раз и навсегда. Только едва заметные колебания света на куполе, вспыхивавшие на нем искры говорили о существовании движения и жизни там, за пределами павильона.
Постепенно его стало охватывать отчаяние. Сколько еще предстояло ожидать в мучительном одиночестве?
Должны же наконец прийти люди, принести ему хотя бы пищу.
«Но как меня могут кормить, — подумал он, — если я не могу пошевелить губами? Вероятно, применяют какое-нибудь искусственное питание».
Что его как-то кормят, было ясно и по внешнему виду тела, и потому, что голода он не ощущал.
«Я ни за что не засну больше, — решил он однажды. — Дождусь прихода людей. Во что бы то ни стало я должен увидеть кого-нибудь».
Сколько времени надо было ждать? Он совершенно не знал этого.
Но ничего другого, кроме терпеливого ожидания неизвестной минуты, ему не оставалось. Он был абсолютно беспомощен и ничем не мог воздействовать на окружающее, не мог изменить его по своему желанию. Он находился в полной власти неведомых ему людей, которые лечили его (это было совершенно очевидно) с помощью каких-то необычайных способов. Когда сочтут нужным прийти эти люди, оставалось неизвестным. Может быть, они намеренно ожидали, чтобы больной заснул, наблюдая за ним откуда-то, скорее всего, сзади.
В этот раз он долго боролся со сном, решив добиться поставленной перед собой цели, но в конце концов все же заснул, не дождавшись.
Открыв глаза, он увидел то же помещение, но тотчас же понял, что произошла разительная перемена.
Пол и купол, бывшие столько времени темно-голубыми (он был уверен, что это их обычный, постоянный цвет), стали неизвестно каким образом молочно-белыми, и в павильоне было гораздо светлее.
Мало того. Синее покрывало, под которым он лежал, и синяя подушка были заменены белыми. И такого же цвета оказалась теперь поверхность его ложа.
Все стало белым, как только что выпавший снег, и лишь его собственное тело оставалось прежним — золотисто-коричневым.
Он не успел еще до конца осознать происшедшую перемену, как услышал слабый, но совершенно отчетливый звук — точно где-то далеко прозвенел звонок.
И он сразу узнал этот звук, тот самый, который он слышал, когда лежал еще с закрытыми глазами, — звук, вернувший ему ощущение жизни и характер которого он тщетно старался вспомнить. Это был тот же звук, за которым, во второй раз, раздались шаги человека.
Наконец-то!
Сейчас он все узнает!
И вот прямо перед ним нижняя часть купола внезапно раздвинулась, образовав проход. В помещение кто-то вошел. Стена тотчас же сомкнулась за ним, но в глаза лежавшего человека успел ударить яркий свет оттуда, из-за пределов купола, служившего для него границей внешнего мира. Этот свет был так ярок, так ослепителен, что глаза сами собой закрылись.
И снова, как в давно прошедший день, он услышал приближавшиеся шаги. Совсем так же, как тогда!
Нет, на этот раз он не потеряет сознания!
Он открыл глаза.
Вошедший стоял в двух шагах.
В одно мгновение лежавший человек успел рассмотреть своя гостя (было бы вернее сказать — хозяина) с головы до ног.
И вместо облегчения от того, что исполнилось его желание и к нему пришел наконец другой человек, он почувствовал вдруг тревогу.
Во всем облике вошедшего, в каждой черте его лица и фигуры, в каждой подробности необычайной одежды лежавший человек увидел чужое. Он сразу, всем существом, каждой клеточкой тела почувствовал, что незнакомец глубоко чужд ему, что это существо, имеющее все внешние признаки обычного человека, не имеет с ним самим ничего общего, что они совершенно различны, как должны быть различны жители разных планет.
Незнакомец был очень высокого роста, с могучей фигурой атлета. На плечах, достойных Геркулеса, помещалась голова, которая в первый момент показалась лежавшему раза в полтора больше обычной человеческой головы. Потом он понял, что эта голова просто пропорциональна росту и фигуре незнакомца.
Загорелое лицо обладало настолько правильными и красивыми чертами, что даже производило впечатление какой-то искусственности, точно классическая статуя, а не живое человеческое лицо.
