Евгений Велтистов - Глоток солнца.Записки програмиста Марта Снегова
— Сердце работает нормально. И все остальное, — объявил он, довольный осмотром.
— Это вы прочли в глазах?
— Секрет, — улыбнулся он.
Ох уж эти докторские секреты! Как будто я был маленький и не знал, что прослушивала меня ввинченная в пол кровать.
— А долго я был в этом… забытьи? — Я с трудом подыскал слово.
— Пустяки, — махнул рукой веселый доктор. — Спал несколько часов.
Несколько часов! Представляю, какая на меня собрана документация. Электрические, тепловые, механические, химические и разные другие процессы — все это собирала трудолюбивая кровать. До чего сложно устроен человек!
— Задал я вам работу, — искренне повинился я.
— В основном не мне, а Марье Семеновне, — засмеялся доктор.
Я покраснел, вспомнив мальчишескую проделку с тумбочкой. Когда я вернулся, тумбочка была на месте.
— Искала вас в саду, — сказала Марья Семеновна. Она была такой, как я представлял: с добрым лицом и мягкими неторопливыми движениями. Я начал говорить, что люблю гулять по ночам на свежем воздухе, и она опять пришла мне на выручку!
— Все мы были такие.
— Массаж! — кратко резюмировал доктор и удалился в полном сиянии.
А массажист был тут как тут, совсем как в раздевалке спортклуба, и пошли отбивать лихую чечетку его крепкие проворные руки, а когда я перевернулся на спину, то на стуле сидел Аксель. Аксель Михайлович Бригов, мой профессор, наш Старик Аксель. Я встрепенулся, но Старик пробурчал: «Лежи!» — и тогда проворный массажист легонько толкнул меня в подбородок ладонью и принялся уминать брюшной пресс.
Аксель был неизменным, сколько я его знаю. Черный костюм, галстук, шляпа на коленях. Величественный и торжественный. А маленькие медвежьи глаза смотрят недоверчиво, часто мигая, и я догадываюсь, что это от смущения: он очень не любит незнакомую обстановку. Молчит, и я тоже. Лучше подождать, когда сам начнет. Хорошо, что еще попался неразговорчивый массажист.
— Я все видел, — хрипло сказал Аксель, едва массажист скрылся. — Нет, не в телевизоре, — поморщился он на мой кивок. — Потом все видел, когда приехал с побережья. Хорошенькая история, ничего не скажешь.
Представляю, как мы испортили ему единственный за несколько месяцев выходной. Забрался в морские просторы, подальше от пляжей и подводных охотников, «морских чертей», как он говорил, спокойно управлял лодкой (он влюблен во все паруса мира), и — пожалуйста — срочный вызов.
Аксель помолчал, удовлетворенный ходом беседы. И вдруг самое главное:
— Март, что это было такое?
Я ждал этого вопроса, едва увидел учителя, но не думал, что он прозвучит так откровенно и прямо, что я опять сойдусь с неизвестным.
Я беспомощно взглянул на профессора — ведь он-то должен уже все знать, но лицо его выражало каменное спокойствие, а глаза смотрели твердо и беспощадно, приказывая говорить. И тогда я стал говорить, как все было, начиная с того момента, когда в ангаре нам мешал болтливый комментатор. Я очень хотел, чтоб учитель почувствовал азарт гонок и не думал, что я улыбался от самодовольства или какой-то иной глупости. И он, кажется, все понял, хотя я, конечно, ни слова не сказал про Каричку и свое настроение. Его огромные руки, спокойно лежавшие на коленях, зашевелились, он словно пробовал удержать руль моей машины. А я сказал, что он ни за что бы не удержал (Старик обладал огромной, непонятно-чудовищной силой). И еще прибавил что-то невразумительное про сильное поле притяжения, которым обладает облако.
— Так, юноша, — сказал Аксель, — весьма поэтично, но анализ никуда не годится. Ты ведь учишься на физическом?
— На физико-математическом.
— Жаль, что не мне сдаешь экзамен. Но шутки в сторону. Как ты сказал: облако?
— Это я случайно. Облако я не видел, только сияние.
— Пожалуй, ты угадал.
— А Сингаевский?
— Да-а, — только и сказал профессор.
Он молчал довольно долго. Потом смущенно заморгал.
— Ты гулял ночью…
— Да, отлучался. Аксель поморщился.
— Это я к тому, что ты вроде можешь вставать.
— Конечно, могу.
— Будет Совет. Пойдешь со мной, если разрешат врачи.
Такого я не ожидал.
СОВЕТ! Совет ученых планеты!
Я вскочил, закричал:
— Да я здоров! Я летал в Студгородок! Совсем здоров!
— Вот как… — Только голос да насторожившиеся, сжатые в точку зрачки выдали удивление моего учителя. (Черт возьми, как хорошо я его знал!) — В какой же это город? — спросил он.
— Искусств.
— Вот как, — повторил он, — веселился?
— Не очень, — неопределенно ответил я, вспомнив свое возвращение.
— Во сколько ты улетел оттуда?
Этот вопрос не был случайным, что-то беспокоило Бригова, и его беспокойство сразу передалось мне. Я стал вспоминать вслух, стараясь что-нибудь выведать:
— В четыре… Нет, в половине пятого… Примерно без четверти пять… Я пропустил что-то интересное?
— Потом, — неопределенно сказал Аксель. — Отдыхай Вечером встретимся.
Он ушел, а я бросился на постель и зарычал в отчаянии: «Отдыхай!». Да, я бы отдыхал, будь у меня такое каменное спокойствие. Отдыхал бы и размышлял над физической природой странного объекта, который сначала глотает гравилет с человеком, а потом является поразвлечься к беззаботным студентам. Я чувствовал, что это так, что грязно-белое пятно, мелькнувшее в ночи над моим датским принцем, не было галлюцинацией. Аксель недаром насторожился. Чертов Старик, не мог сказать определеннее.
Я хотел опять выскочить в окно, но в палату, будто чествуя подвох, зачастила Марья Семеновна. Она мне очень нравилась, и хорошо, что она входила просто так, а не появлялась на стене; я уже говорил, что эта спокойная больница мне тоже нравилась. Марья Семеновна приводила и уводила посетителей. Среди них были деловые ребята из Института Информации, которым я в третий раз рассказал свой случай.
Шумно ввалились наши — Андрей, Игорь Маркисян и еще один парень, с которым я учился, — Сергей. Я сразу успокоился. Друзья могли ради меня сделать все. Только попроси я — и они разыщут и даже примчат сюда Каричку.
Но никто из них не знал о происшествии в Студгородке. Что самое удивительное, меланхоличный Андрей первый почувствовал неладное и серьезное в моих вопросах.
— На! — Он вынул из кармана светогазету, которую обычно таскал с собой, и еще отдал свои радиочасы. Мы договорились, что он вызовет меня, когда что-нибудь узнает.
А Игорь ругал профессора Акселя.
— Как он мог тебе не сказать? Консерватор! — Игорь всегда находил резкие слова.
— Консерватор? — переспросил Андрей. — Уточни.
— Конечно! Что за игра в таинственность? Заскоки прошлого века. Как будто мы ничего не понимаем.
