Владимир Михайлов - Вариант "И"
— Все же зачем тебе сдался этот прием в Кувейтском посольстве?
Он глянул на меня искоса снизу вверх — словно сомневался, стоит ли раскрывать мне государственные тайны; судя по его физиономии, только о них и могла сейчас пойти речь. Но корчить рожи он умел всегда.
— Да видишь ли, то, что творится сейчас тут, в России…
Он снова умолк — достаточно надолго.
— Ну, кое-что, естественно, вижу. Даже из-за рубежа.
— Да, да… Это происходит, как ты наверняка догадываешься, не без соизволения великой державы.
Я не стал спрашивать — какой. Великая держава все еще была одна, и находилась она не по эту сторону океана. Правда, в ее соизволение не очень-то верилось.
— Предполагалось, — продолжил он медленно, как бы тщательно подбирая слова, словно говорил под протокол (впрочем, я не был уверен, что какая-нибудь запись не ведется: им, мною, еще кем-то третьим), что Россия, значительно укрепив свое влияние в исламском мире, сможет если не сразу пресечь, то хотя бы взять под контроль терроризм. Что это означало бы для мира — вряд ли нужно объяснять.
Я кивнул. И в самом деле — комментарии тут не требовались.
— Но в последнее время стали возникать сомнения, — многозначительно проговорил Изя и на сей раз посмотрел мне в глаза прямо и жестко. — Возникло мнение, что контроль-то вы установите, но не с тем, чтобы пресечь, но лишь чтобы использовать в своих интересах.
— Россия — во главе мирового терроризма? — сказал я с интонацией огромного сомнения. — После всего, что ей пришлось от него вытерпеть?
Я намеренно произнес «ей», чтобы подчеркнуть, что я тут лицо незаинтересованное и могу беспристрастно судить со стороны. Я знал, что Липсис в это не поверит, но тем не менее нужно было сказать именно так.
— Мне тоже не очень верится, — сказал он. — Однако многим из нас, выходцев отсюда, в Штатах не очень-то доверяют. Русская мафия, и все такое. Так что ветер переменился, и там будут стараться по мере возможности задробить развитие предстоящих тут событий.
— То есть референдума и Избрания? Или точнее — избрания одного определенного претендента?
— Ну, тебе не нужно объяснять.
— Ладно; а при чем тут твое участие в приеме?
— Я должен переговорить с шейхом Абу Мансу-ром. Это в наших общих интересах, но шейх пока об этом не знает.
— Не вижу, как ваша беседа сможет изменить развитие событий. Ты хочешь сказать, что твое правительство собирается выступить против великой державы? Своего лучшего союзника? Нелогично как-то.
— Ну, ты всегда любил слишком решительные выводы. Но мы намерены всего лишь блюсти свои интересы.
— И не прочь заручиться поддержкой у нас. Я правильно интерпретирую?
— По-моему, желание совершенно естественное.
— Потому-то вы и участвуете в работе партии азороссов?
— «Мы» не участвуем. Партия не может пользоваться активной помощью из-за границы. Но отдельные лица… я бы сказал… следим весьма сочувственно. Не забудь: многие из нас восстановили гражданство при интеллекратах…
Он говорил, а я слушал и верил ему ровно на одну треть. На треть — в том смысле, что он показывал мне именно такую часть того, что было у него на уме, две же трети тщательно скрывал; однако у меня были кое-какие догадки по поводу того, что именно он утаивает.
— А ты не боишься, что ваше открытое сочувствие скорее вредит делу, чем способствует избранию претендента?
— Наше сочувствие не афишируется. Никоим образом. Но, кроме прочего, я и об этом должен переговорить с шейхом.
— Так, так, — проговорил я задумчиво, мысленно расставляя на доске возникшую позицию и пытаясь наскоро просчитать варианты. — Конечно, если учесть, что с шейхом прибыли финансисты, которые могут оказаться весьма заинтересованными в деятельности нескольких банков, не столь давно возникших в твоей стране… Тех, что занимаются перекачкой нефтяных денег в Россию. Просто удивительно, как это вы перехватили такую кормушку.
— Об этом мне ничего не известно, — прервал он меня чуть быстрее, чем следовало бы. Но и эта поспешность могла оказаться игрой — и не самой бездарной.
— Разве я сказал, что тебе что-то ведомо? Нет, ни слова.
— Надеюсь, ты не откажешься от своего обещания? — спросил мой собеседник так, словно положительный ответ на его просьбу требовал лишь формального подтверждения.
— По-моему, пока я еще никому ничего не обещал, осадил его я.
— Так пообещай: что тебе мешает?
В этот момент я все решил.
— Изя, мальчик, — сказал я ласково, — или ты сейчас же начнешь говорить по делу, или — клянусь Пророком — мы с тобой прервем отношения навсегда. Ты имеешь понятие, сколько стоит минута моего времени в Москве?
Он глубоко вздохнул. И наконец отважился:
— Ну, мне не хотелось бы говорить…
— Что тебе хочется, чего не хочется — твое личное дело. Но если ты реально представляешь, о чем просишь…
Он снова вздохнул — словно его принудили отдать последнее.
— Ну ладно… Но — строго конфиденциально, сам понимаешь.
— Мог бы и не говорить.
— Ты слышал о проекте «Иудея»?
Я кивнул. Речь шла о практически бессрочной аренде некоторых ближневосточных территорий; на них заинтересованные люди собирались создать второе историческое государство — Иудею, которое вместе с Израилем составило бы федерацию. После долгих и трудных усилий «тихой дипломатии» в принципе удалось договориться; однако вопрос о стоимости аренды все еще не нашел разрешения. Шейх был одним из людей, чье слово в этих переговорах могло иметь значительный вес. Что же, не исключено, что Изе было нужно от авторитетного арабского властителя именно это — а не то, что меня занимало куда больше. Он явно наталкивал меня на эту версию — и, следовательно, старался отдалить от другой, куда более важной. Ну, пусть будет так — сделаем, что называется, поклевку.
— Хочешь с ним поторговаться? Изя склонил голову набок и поднял плечи.
— Коммерция есть коммерция — даже в политике…
— У тебя есть чем его заинтересовать? Шейх — человек восточный, не любит зряшных разговоров.
Изя ухмыльнулся:
— С пустыми руками в гости не ходим.
— Хорошо, — пообещал я.
— Попробую. За результат не ручаюсь.
— И еще бью челом…
— Аппетит приходит во время еды?
— Отнюдь. Это тоже домашняя заготовка. Вопрос аренды, как тебе ясно, имеет много аспектов. Одно дело — решение на верхах, другое — отношение населения, духовенства, главным образом низшего. Мнение России сыграет большую роль. С кем надо увидеться, чтобы обговорить этот вопрос, и как с ним увидеться? Ты понимаешь: речь идет не о фигурах над ширмой, а о тех, кто скрыт за нею. Вот такая встреча мне нужна. Россия при этом только выиграет. Естественно, и ты обижен не будешь.
