Кир Булычев - Недостойный богатырь
– Куда-куда? – угрожающе спросил старик, все еще недовольный тоном и поступками своего спасителя.
– Неважно, – вздохнул Дегустатов, понимая, что объяснить им ничего не объяснишь. Надо было форсировать действия, чтобы заглянуть в сундучок и потом отделаться от всей этой подозрительной компании.
– Государь, – проговорила, появляясь из-за спины Дегустатова и прикасаясь к его плечу Анфиса. – Вы устали. Вы в горести. Пойдем отсюда.
– Ага, – согласился Дегустатов и увидел тетю Шуру и Александру Евгеньевну, выплывающих из-за кустов.
Тетя Шура несла шипящий самовар, а Александра Евгеньевна – картонный ящик, в котором были чашки, блюдца, пачки с вафлями, сахар-рафинад, чайные ложки и конфеты «Сливочная помадка».
Они шли, широко улыбаясь и всем своим видом стараясь подчеркнуть гостеприимную радость по поводу прибытия столь дорогих гостей.
– Сейчас чайку попьем, – ласковым голосом сказала Александра Евгеньевна.
– Я сам, – предупредил Дегустатов, протягивая руки из окна, чтобы принять самовар.
– Не беспокойтесь, Иван Юрьевич, – сказала Александра Евгеньевна, а тетя Шура даже сделала шаг назад, чтобы не отдавать самовара.
– Давай я тебе помогу, тетя, – предложил Эрик, забрал самовар и, не слушая дальнейших разговоров, прошел на веранду.
Александра Евгеньевна достала из картонного ящика белую скатерть и ловко расстелила ее на бильярдном столе.
– Вот и чайком побалуемся, погреем свои старые кости, – обрадовался старик Ерема, входя на веранду вслед за Эриком. – Сколько лет росинки в рот не брал.
– Воздерживаетесь? – спросил Эрик.
– Ага, – согласился старик с непонятным словом.
Из коридора вышла, уже в кокошнике, царевна Леночка в сопровождении княгини Пустовойт. Глаза ее распухли от слез. Потом потянулись стражники и слуги. Столпились вокруг бильярдного стола, глядя с жадностью, как тетя Шура с Александрой Евгеньевной расставляют чашки и распаковывают пачки с вафлями. Старик Ерема даже взял кусок обертки, помял в руках и сказал для всеобщего сведения:
– Такое я встречал. Пергамен зовется, привозят из заморских стран. Книги писать.
Эрик женщинам не помогал. Стоял, не снимая каски, и глазел на царевну. Царевна смущалась и отводила глаза.
– Проголодались? – пожалела ее тетя Шура. – Такая молоденькая, а уже на кочевом образе жизни.
– На кочевом образе язычники, – произнес строго дед Ерема, – а мы в Бога веруем. Мы оседлые.
– Бога нет, – сообщил Эрик.
– Куда же это мы попали? – сказала в сердцах княгиня Пустовойт. – Хоть обратно в пещеру.
– Проживем, проживем как-нибудь, – поддержал ее молодой стражник. – Как раньше жили, так и проживем. Другого богатыря ждать будем. Настоящего.
– А может, теперь настоящих и не осталось? – спросил на это старик Ерема и покосился на Эрика с надеждой.
Старика мучил прострел, и он готов был на любую интригу, только бы не возвращаться в сырость.
Эрик слушал этот удивительный разговор, никак не понятный в устах московских киноартистов, и в нем бурлили подозрения. Про тетю Шуру и Александру Евгеньевну говорить не приходится. Они застыли у стола, забыв, что пора разливать чай, и только хлопали газами.
Царевна выслушала мнение придворных и снова заплакала.
– Не могу я назад идти, – говорила она. – Неужели это непонятно? Я же обручена. С Иваном обручена. И нет мне пути назад. Что я, девка, что ли, гулящая?
Принцесса закрылась платочком. Эрик думал о том, что ни автобуса, ни кинокамер, ни прожекторов – ничего такого он не видел. И сколько времени, скажите вы мне, можно ходить в театральной одежде, не переодеваясь?
– Остается мне одно, – продолжала царевна сквозь слезы, – найти берег покруче и с него в реку кинуться. А вы уж как хотите. Вы свободны. Всем волю даю.
– Такая молоденькая, а так убивается, – посочувствовала тетя Шура, которая была женщина добрая и отзывчивая. – Не иначе как у наших дорогих товарищей случилась неприятность.
– Слышишь, Шура, Иван Юрьевич на ней жениться обещал и обманул, – сказала Александра Евгеньевна.
– Как же он мог? – возмутилась тетя Шура. – У него жена неразведенная в Архангельске живет.
– Чего? – возопил дед Ерема. – Жена, говоришь?
– Кстати, где он сам? – спросил Эрик, еще не разобравшийся в своих чувствах, но кипящий желанием сначала помочь прекрасной девушке, а потом уж разбираться.
– Да, где он? – поддержала княгиня Пустовойт.
– Где он?! – вскричал старик Ерема. – Где обманщик?! Целовал, а сам женатый!
Толкаясь в узких дверях и забыв о чае, все бросились обратно в коридор. И остановились как вкопанные. Перед распахнутой дверью в комнату, где хранился сундук с невестиным приданым, лежал связанный стражник с кляпом во рту. Он бешено вращал глазами и корчился как червяк.
Комната была пуста. Ни сундука, ни Дегустатова.
– Может, он где-нибудь еще? – предположила тетя Шура, понявшая, что гостей обокрали, но болевшая за репутацию дома отдыха.
– Дегустатов! – крикнул Эрик.
И в ответ по асфальтовой дорожке у окна грянули копыта, из-под них брызнули искры до сосновых вершин, и черный конь, взмахнув длинным хвостом, рванул с места к темнеющему лесу. На коне сидел Дегустатов, под мышкой тяжелый сундук, а сзади, обхватив его живот гладкими руками, Анфиса.
– Спелись, – сказал стражник.
– Держи вора! – воскликнула княгиня Пустовойт, а мудрый старик Ерема ответил на это скорбно:
– Не догонишь. Это же Ветерок… Конь Ветерок, волшебное животное. Ни одна тварь на свете его не обгонит.
– Значит, Иван мое кольцо украл?
– Он самый, больше некому. Конь Ветерок только хозяина кольца слушается.
– Значит, он меня во сне, еще не поцеловавши, обокрал? – настаивала царевна.
– Так, Елена, так, – повторил старик.
Тут терпению Эрика пришел конец. Он встал в дверях и произнес громко:
– Вы вовсе не те, за кого себя выдаете. Никакая вы не киногруппа. Рассказывайте, кто вы на самом деле, почему здесь оказались. Тогда примем меры.
– Достойный разговор, – сказала Александра Евгеньевна. – Давно по Дегустатову Уголовный кодекс плачет.
– Мы себя ни за кого не выдаем, – ответил старик Ерема. – Не то что ваш друг Иван Юрьевич.
– Не друг он нам, – поправил Эрик. – Попрошу перейти к делу.
В Эрике появились серьезность и собранность, как на пожаре. Впереди языки пламени, опасность для жизни, в руках лестница, и надо приставить ее к многоэтажному зданию и лезть наверх, спасать женщин, стариков и детей.
– Так вот, – сказал старик, оценив серьезный вид отрока в золотом шлеме. – Мы родом из тридевятого царства, тридесятого государства. Случилось так, что на рождение царевны Алены вредная колдунья, Анфисина притом двоюродная бабушка, приглашения не получила. И поклялась она страшной клятвой нашу царевну со света свести. Но другая колдунья, близкая нашему царю, царство ему небесное, на это так сказала: «Не будет смерти Алене прекрасной при ее совершеннолетии, а заснет она глубоким сном, и спасет ее один рыцарь, который полюбит ее навечно, поцелует в хрустальном гробу и разбудит. Ее и всех придворных людей».