Владимир Михайлов - Может быть, найдется там десять?
– Так точно, Мастер!
– В отсутствие капитана командуешь экипажем ты.
– Я готов!
– Ставлю задачу: любым способом в полном составе достигнуть мира Альмезот. Там передашь командование капитану. Он разъяснит дальнейшую задачу. Вопросы есть?
– Дело серьезное? Какова численность противника?
– Миллиардов шесть-семь.
Рыцарь улыбнулся:
– Благодарю за доверие, Мастер.
Уве-Йорген проговорил, как и полагается командиру, – медленно, строго, весомо:
– Мастер сказал ясно: прибыть в полном составе. А из нашего списочного состава Пахарь никогда не исключался. Однако я не вижу его среди нас. И я не осмелюсь доложить капитану, что распоряжение Сил не может быть выполнено. То, что у иеромонаха нет физического тела, вовсе не значит, что он освобожден от обязанностей члена экипажа. Кто-нибудь думает иначе?
Никто из троих, к кому обращался Рыцарь, не возражал. Лишь Питек молвил:
– Пахарь прибудет, он в курсе. Но тела для него сейчас тут нет. И найти его не так просто: нужна полная совместимость с его тонкими – иначе он мало на что будет способен, занимаясь своими внутренними проблемами.
– Что же, неужели мы вчетвером не можем обеспечить нашему товарищу подходящего тела? – спросил спартиот.
– Найдем, – сказал Гибкая Рука.
– Когда? – поинтересовался Рыцарь. – Завтра? Через месяц?
– Мастер говорит: «Немедленно», – напомнил индеец.
– Найдем очень скоро, – без тени сомнения произнес Питек.
– Ты уверен? – решил уточнить Рыцарь.
– Я всегда уверен, – ответил Питек.
2Старческий Дом. Это название, придуманное экипажем, прижилось в Сомонте. Не в официальных документах, конечно. В них это строение вообще не упоминалось, как и многое другое. Такое случается в первые месяцы послевоенного (он же предвоенный) периода. При этом не играет роли – была ли война победоносной или же завершилась поражением: не так уж редко то, что казалось первым, на деле оборачивается вторым, и наоборот, конечно. Название укоренилось в том мире, в той среде, которые при взгляде из нормальной жизни могут показаться иррациональными, дикими, неправдоподобными. Но в пору, когда распад уже вроде бы завершился, а созидание еще не началось, – в эти дни именно мир беспорядка и безвластья, мир развалин, кое-как вырытых землянок и сооруженных из мусора хижин, безлюдных в светлое время и оживающих с приходом темноты улиц, оборванных и истощенных людей, передвигающихся не обычной нормальной поступью, но короткими перебежками от одного укрытия к другому, словно бы в городе еще идут бои, – вот этот мир и является единственно реальным и живым. И поскольку он действительно существует, то в нем происходит и общение людей, и обмен информацией, и возникают новые понятия, отношения, новые иерархии, а также и новые имена и названия. Наподобие уже упомянутого выше Старческого Дома.
Дом этот сам собою стал заметным ориентиром в новой городской топографии хотя бы потому, что был единственным уцелевшим в этой части кольца; по нему вскоре и улицу, на которой он стоял, стали называть Старческой. Былое ее имя проезд Желтых Роз никак не сочеталось с холмами битого бетона и искрошенного кирпича, на которых, естественно, не только розами не пахло, но и до одуванчиков было еще ох как далеко.
Человек по имени Кушелик, которое в этом мире успешно сменилось на кликуху Кошелек, практикующий грабитель, осторожно приближаясь все к тому же пресловутому дому, о цветочках думал меньше всего, а вместо того прикидывал – что здесь можно будет взять и кому потом сдать с наибольшей для себя выгодой. Отвлекало его от этих мыслей разве что недоумение: каким это образом приюту старых песочниц удалось просуществовать в целости и, похоже, сохранности по сей день? Он мог объяснить это лишь одной причиной: полным или почти полным моральным разложением местных урканов, которым, похоже, просто лень было добираться сюда (и в самом деле, от более или менее людных центральных кварталов Первого, внутреннего, кольца путь в эти места занимал несколько часов, проехать же, даже имейся на чем, было никак невозможно). Да, война плохо повлияла и на эту часть общества, лишила ее былой лихости и стремления взять побольше, заставила удовлетворяться меньшим фартом – зато быстрым и не требовавшим заметных затрат энергии. В центре столицы авторитет криминала стоял выше, чем кого угодно другого, и сопротивления его представители почти не встречали.
Ну, это их проблемы – таков был вывод Кошелька. Сам он предпочитал операции другого рода: вылезать не часто, но по-крупному, если уж брать, то брать побольше. И дело, на которое он шел сегодня, обещало стать именно таким.
Уже само название дома обещало успех: Старческий Дом был, иными словами, просто богадельней – так рассуждал Кошелек. Старики же, перебираясь в это последнее, надо полагать, жилье, забирают самое ценное и портативное из всего, что успели нажить за долгую жизнь. Конечно, в нормальное время их барахло вряд ли бы котировалось, но в такие поры, как нынешняя, когда самые серьезные ценности уже прибрали к рукам воюющие стороны – прежде всего генералы и офицеры, да и солдатня – те, что порасторопнее, и не только прибрали, но и, возвращаясь в свои миры, постарались увезти с собой, – в нынешние времена не приходилось пренебрегать ничем, что могло иметь рыночную стоимость.
Кошелек был не ассаритом, но одним из тех воинов Десанта Пятнадцати, кто предпочел не возвращаться в родной мир, а остался здесь – по крайней мере, на какое-то время, пока дома определенные службы перестанут проявлять неприятный интерес к некоторым деталям его биографии. Впрочем, даже эта информация о Кошельке являлась не вполне точной, потому что, будучи и на самом деле солдатом Десанта Пятнадцати, он не был гражданином ни одной из этих планет. Но родился и большую часть жизни провел в мире, никакого участия в суете вокруг Ассарта не принимавшем и занятом целиком своими проблемами.
Имя этого мира – Альмезот.
На этой планете, достаточно отдаленной от той области Мироздания, в которой находится и Ассарт, и все прочие упоминавшиеся нами миры, Кошелек некоторое время вел тот образ жизни, какого продолжал придерживаться и здесь; правда, в более крупных масштабах. Однако условия для его деятельности там в последние годы ухудшались с такой быстротой (поскольку он поссорился с кем-то из тамошних авторитетов), что он счел за благо сменить место жительства и уже обдумывал, каким образом осуществить это будет проще и надежнее всего. У него были основания полагать, что с легальным выездом возникнут затруднения, поскольку имя его было уже достаточно известно властям, и лишь высокое умение позволяло ему избегать неприятных встреч и разговоров с представителями определенных служб государства, когда и до далекого Альмезота добрались вербовщики Пятнадцати миров, вносившие свою лепту в подготовку Десанта. Кошелек сразу же сообразил, что более надежного способа покинуть родину ему не представится. Завербованных из этого мира отправляли с легкостью, справедливо считая, что к сливкам общества они никак не относятся, а являются шантрапой, от которой избавиться – святое дело, тем более – за чужой счет. Это не означает, что Альмезот был миром бедным; совсем наоборот. Но считать деньги и там умели – и, пожалуй, лучше, чем в других местах.
