Игорь Денисенко - Дом
— А ладно…,- отмахнулся Михалыч, — пузырь давай и в расчете.
«Пузырей» у Семена было три: тэкила «Оlmeca», «Hennessy» восемнадцатилетней выдержки и бутылка «Советского шампанского» оставшаяся с нового года.
— Заходи Михалыч! Сейчас принесу!
Семен затащил сторожа за рукав на веранду-прихожую и помчался к бару за бутылками.
— Вот, выбирай! А хочешь, все отдам? Ты только записку передай одному человеку.
Пихтов судорожно перебирал в уме родных и знакомых, кому можно было бы черкнуть пару строк и сообщить о своем положении. Но родные все умерли, дальние родственники жили далеко. …И к своему стыду и страху с ужасом вдруг осознал, что друзей-то у него нет. Не будет никто вникать, и о нем беспокоиться не будет. По причине ли его неуживчивого характера или потому что к понятию друг он предъявлял слишком много требований. Но, так или иначе, обратиться было не к кому. Разве только к бывшему однокласснику, работавшему ныне патологоанатомом. С ним он поддерживал переписку по интернету. Но уже полгода как ноутбук Семена приказал долго жить и связь с приятелем прервалась.
— А водки нет? — с тоской в голосе спросил Михалыч, обозрев цветастые этикетки.
— Водки нет….,- задумчиво теребя авторучку в руке, ответил Семен.
— Вот, — протянул он листок бумаги Михалычу, — Передай записку Галине Сергеевне, она часто в город ездит.
— Кому?
— Галине Сергеевне, соседке моей. Знаешь? Через дом от меня живет?
— А сам что? — удивился Михалыч.
— Сам не могу….Тут такое дело…,- Пихтов замялся, не зная, что и сказать.
— Поссорились что ли с ней?
— Типа того…
— Передам, — ответил Михалыч, засовывая в левый карман пиджака, сложенный вчетверо лист бумаги. В правый карман он сунул бутылку коньяка, убедившись, что градусов в нем хватает.
— Картошку то пересыпь, мне ведро нужно.
— Сейчас!
— Спасибо большое Михалыч, ты меня от голодной смерти спас, — серьезно сказал Семен, протягивая порожнее ведро. — Если можешь, приноси ещё. Возьму.
— Возьмет он….,- в пол голоса недовольно пробурчал Михалыч разворачиваясь к дверям, — Рассчитаться, по-людски не может….Приноси ему.
Семен Пихтов почувствовал себя крайне неуютно и, подхватив оставшиеся бутылки, сунул в грязное ведро сторожа.
— Вот, как обещал. Ты только записку передай! Не забудь, пожалуйста!
Взмолился Семен, чувствуя, что с уходом Михалыча теряет последнюю ниточку надежды.
***
Ночь. В свете уличных фонарей черный, мокрый, пористый асфальт блестел как шкура ската, по которой без устали сновали автомобили. И в этой вечной и бесконечной суете никто и не обратил внимание, на серый автомобиль, припарковавшийся под развесистым вязом у дороги. От уличного фонаря его полностью скрывала тень. Лишь проезжающие машины искоса освещали его фарами, на миг вырывая из густой темноты. Хозяин автомобиля, потушив габаритные огни, закрыл двери, и пропал. На свет он так и не вышел. Видимо, покинув машину, проскользнул мимо ствола дерева, прошуршал мокрыми кустами, росшими вдоль тротуара, и появился уже у бетонного забора огораживающего территорию судмедэкспертизы. У забора он долго не задержался. Взявшись руками за верх плиты, перенес своё тело на ту сторону так быстро, словно оно было невесомо. Только пола плаща коснулась забора.
Оказавшись на той стороне, человек в сером плаще и шляпе с большими полями, полностью скрывающими лицо своей тенью, быстро стрельнул глазами по сторонам, выискивая взглядом камеры наружного наблюдения. Убедившись, что их нет, он неторопливо и бесшумно заскользил вдоль стены небольшого двухэтажного кирпичного здания и остановился лишь у окна первого этажа с открытой форточкой. Размышляя как поступить дальше. Форточка доступ в здание не предоставляла, поскольку между оконными рамами размещалась решетка. Решетка присутствовала и на окнах второго этажа. Войти через парадный вход ему не хотелось. Не сказать, чтобы это представляло для него проблему. Но чем меньше свидетелей, чем меньше шума и чем незаметней пройдет его миссия, тем качественней работа, тем больше будут ценить его как специалиста. Меж тем свидетели были. Сквозь неплотно прикрытые гаражные ворота пробивалась полоска света, доносились звуки музыки и приглушенные голоса. До ушей
Хантера донесся ещё какой-то звук, и звук этот исходил со стороны, от забора, где притулилась небольшая трансформаторная будка. Хантер бросил взгляд на прогоревший глушитель, прислоненный к стене у ворот, и принял решение.
Глушитель пыхнул снопом искр, не долетев до проводов, и раскаленными каплями пролился на землю. Полоска света на асфальте попала. Стихла музыка. Голоса же из-за дверей зазвучали резко и грубо. Не закрытые ворота распахнулись, и несколько человек выбежало наружу, подслеповато щурясь в темноте. Поскольку уличное освещение пропало. Никем не замеченный Хантер скользнул внутрь гостеприимно распахнутых ворот.
***
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека. Два килограмма человека…Это было все, что прихватил с собой Хантер. Два сердца Шурави, для захоронения на родине. Остальная биомасса, оставшаяся от агента, представляла теперь собой простейший набор аминокислот, бесформенной лужицей растекшейся по кафельному полу морга.
Где была родина Шурави, Хантер не знал, но по легкому, еле уловимому акценту и расстановке слов в предложении, догадывался, что его сослуживец был горцем. Только там, где солнце греется об красные скалы проткнувшие облака, говорили так кратко и емко, что нечего было добавить, поскольку, не смотря на сдержанный слог, слова имели точную эмоциональную окраску.
Задумавшись, он продрался, сквозь заросли кустов у дороги, высоко держа пакет с сердцами, чтобы не порвать его о ветки, и шагнул на проезжую часть у двери своего автомобиля, чтобы тут же отскочить назад. Запоздало взвизгнули тормоза и огромный черный джип с тонированными стеклами, выруливший из проулка, врезался в машину Хантера. Бум!
Багажник собрался в гармошку, крышка приподнялась, и автомобиль стал походить на майского жука, готовившегося к полету. Вот сейчас в образовавшуюся прорезь высунутся тонкие ажурные крылышки, и он полетит. Но не полетел, а покатился вниз по улице как бильярдный шар, которому кий, в виде джипа, придал ускорение.
— Ну, ты лошара! — заявил сходу водитель джипа. Большой и потный, в белой рубашке и строгом костюме. От него несло запахом дорого парфюма и не менее дорогого коньяка.
Тяжело пыхтя, он вывалился из автомобиля. Вместе с водителем из джипа вылезли еще двое пассажиров, все вместе они были как братья близнецы, не смотря на разницу в возрасте и внешности. Но было в них нечто общее, объединяющее, что разница стиралась, а схожесть бросалась в глаза. В общем, трое из ларца, одинаковы с лица, причем лица эти каждое килограмм по шестьдесят. Численный перевес, да и массовый, был явно не на стороне Хантера. Дело принимало неважный оборот. Впрочем, Хантера это нимало не смутило. Он лишь аккуратно опустил пакет с содержимым у кустика у бордюра и слегка пошевелил позвоночником, разминая и проверяя боеготовность организма. Надо сказать, что однажды волею случая сталкивался он с подобными типами. А потом, Хантер принес им одинокую гвоздику на братскую могилу. Не из сентиментальных побуждений, как может подумать иной читатель, а шутки ради. Что поделать, человеческие эмоции вещь настолько заразная, что способна заразить сущности иных миров. Такой вот у Хантера был своеобразный юмор.
