Дана Гинтер - Путешествие на «Париже»
– Мадемуазель Верне?
Жюли подняла глаза и увидела перед собой нахмуренное морщинистое лицо худощавой женщины лет пятидесяти. Та перевела взгляд с Жюли на свой блокнот и обратно. В спальной комнате они теперь были одни – все ушли на свои посты.
– Да, это я. – Жюли смущенно улыбнулась, а женщина еще больше нахмурилась и приняла строгий вид.
– Надо отвечать: «Да, мадам». Я твоя начальница, – выпрямляя спину, проговорила она. – Мадам Трембле. Глава хозяйственного отделения.
– Извините, мадам.
– Почему вы все еще тут?! – Мадам Трембле нетерпеливо топнула ногой. – Шевелитесь! Немедленно надевайте форму! Вам давно положено быть в общей комнате третьего класса!
– Разумеется, мадам, – поспешно вставила Жюли, и мадам Трембле исчезла за дверью.
Недовольная тем, что произвела дурное впечатление на начальницу, Жюли принялась торопливо застегивать пуговицы и прилаживать белую накрахмаленную шапочку, но не прошло и минуты, как в спальню снова ворвалась мадам Трембле.
– Достаньте из кладовки половую тряпку. На полу в коридоре рвота, – указав острым подбородком направо, потребовала она.
– Хорошо, мадам, – слегка нахмурившись, ответила Жюли.
Ее наняли работать в столовой третьего класса, и она не предполагала, что в ее обязанности входит вытирать рвоту.
– Корабль еще не отправился в путь, а кого-то уже вырвало! – возмущенно воскликнула начальница и снова исчезла.
Жюли принялась завязывать фартук, раздумывая о том, что она того, кого стошнило, ничуть не осуждает. В третьем классе от воздуха исходил дурной, тяжелый запах, будто его пропитало дыхание больных простудой и людей с гнилыми зубами.
Неожиданно с палубы послышались приглушенные возгласы. «Париж» отходил от причала и покидал гавань. Жюли вдруг пошатнулась – точно кто-то ее дернул и потащил за собой – каким громадным ни был этот лайнер, она, находясь на носу, над моторами, явственно ощутила его резкое движение. И хотя Жюли не один год прожила на воде, таких рывков она, пожалуй, никогда не испытывала. Чтобы не упасть, она поспешно ухватилась за металлический столб. Ее вдруг обдало жаром, и она почувствовала, что задыхается.
* * *Вера лежала в каюте на постели, закрыв глаза и почти не шевелясь, в ногах у нее дремала собака. Она старалась не обращать внимания на доносившийся с палубы шум, но неожиданно он достиг безумного предела: загрохотали фейерверки, послышались взрывы смеха и повторяемые с маниакальным упорством восторженные крики: «Bon voyage! Vive la France! Vive L’Amérique!»[6]
Вера понимала, что все это означает, и попыталась прочувствовать это едва уловимое движение – выход корабля из порта. Ей казалось, что она способна его распознать, как в свое время на Крите распознала малейшие колебания начинавшегося землетрясения. Но вот наконец возбужденная толпа в поисках новых приключений начала постепенно покидать палубу, и Вера облегченно вздохнула.
Она уже в десятый раз пересекала океан, в десятый раз пересекала Атлантику. Вера приподнялась на локте и принялась разглядывать каюту – свое пристанище на ближайшие пять дней. Она с удивлением заметила на столе телефон и грустно вздохнула. Эта каюта была куда как далека от той изумительной каюты, в которой она в прошлый раз восемь лет назад пересекала океан на пароходе «Франция». Построенная по образу и подобию Версальского дворца, величественная «Франция» с ее позолоченными каминами, изумительными зеркалами и изящными резными комодами была истинным произведением искусства. Этот же корабль был намного современнее – прямые линии и незамысловатые формы его дизайна Вере отнюдь не казались элегантными. Еще один признак новых времен. А может быть, признак ее старения.
Вера наклонилась к спящей собаке и почесала ей шею под подбородком. Обе они прошли сходную эволюцию и сходный процесс старения: страстные в молодости, надменные и вспыльчивые в среднем возрасте, теперь обе они без конца вздыхали и то и дело впадали в дрему. Поначалу черному шотландскому терьеру дали кличку Бэт Нуар[7]. Но Чарлз счел, что для такой маленькой собачки подобная кличка слишком претенциозная, и переименовал ее в Биби.
Она снова вернулась мыслями к Чарлзу. Как она обрадовалась, когда он настоял на том, чтобы поехать вместе с ней на поезде в Гавр и проводить ее! Она столько лет прожила в Париже – если точно, тридцать один год, – завязала массу знакомств, вращалась в самых разных кругах, и у нее было множество верных поклонников. Но не хватать ей будет только одного из них – Чарлза.
С Чарлзом Вера познакомилась сразу по приезде в Париж. Ее двоюродная сестра – она была замужем за англичанином – дала Вере к нему рекомендательное письмо, и он сразу же пригласил ее на чай. Они оба тогда были хороши собой, оба модно одевались, и им обоим было чуть больше тридцати. Они были свободны от брачных уз, независимы и оба искрились радостью и любовью к жизни. В тот первый вечер их знакомства после чая они отправились поужинать в ресторан, а оттуда в кабаре выпить шампанского и потанцевать. И в первую же встречу они откровенно поведали друг другу о своей жизни! Вера рассказала Чарлзу о своих равнодушных родителях и неудачном супружестве, а Чарлз рассказал ей о своей аристократической, но эмоционально ущербной семье. Под утро он привез Веру домой и на прощание прошептал: «Дорогая Вера, наверное, мое чувство можно назвать любовью с первого взгляда. Ах, ну почему вы не мужчина!» И оба расхохотались – до коликов в животе.
Не один десяток лет высшее общество Парижа считало их парой – по крайней мере их вместе приглашали на званые обеды; приглашали часто, и они всегда были желанными гостями. Во время войны они даже поселились вместе, – Чарлзу тогда уже поздно было служить в британской армии, и он служил Вере. Он находил ей на черном рынке мясо и кофе, приносил дрова для камина, нежно обнимал во время воздушных налетов на Париж и непрестанно веселил своими непредсказуемыми язвительными шутками.
Как бы ни складывались ее отношения с мужчинами – с равнодушным отцом, мимолетным мужем и примерно с дюжиной любовников, – сердце Веры принадлежало исключительно Чарлзу, несмотря на то, что женщины его вовсе не привлекали. Но любовь Веры не была безответной – она была взаимной и глубокой. У Чарлза, как и у Веры, были любовники. Порой ее друг исчезал и не появлялся неделями, однако в конце концов возвращался с дьявольской улыбкой, а иногда – и это зависело от его партнера – и с трофеем: бутылкой старого бордо, ящиком гранатов или привезенными из Брюгге домашними шоколадными трюфелями. В отличие от Веры, которой нравилось обсуждать с Чарлзом достоинства и недостатки своих любовников, Чарлз о своих тайных партнерах не заводил речи. Правда, оба знали, что эти любовники – явление временное, тогда как их отношения были крепкими и долговечными. Вера вспомнила мимолетный поцелуй Чарлза на пирсе и прикусила губу. Как она будет жить без него в Нью-Йорке?
