Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник)
— Как это?
— Плевать на деньги! Я хочу отправиться в космос! — воскликнул Росс.
— И я тоже! — подхватил Арт.
— Значит, мы с вами заодно. Как это сделать — расскажу, когда мы с вами обо всем договоримся. Конечно, я не смогу вложить в проект миллион, но думаю, что можно будет обойтись и более скромными средствами. Нам нужен корабль. Нам потребуется топливо. Нам надо обеспечить конструкторские разработки и заказать кучу деталей в мастерских. Еще предстоят расходы на снаряжение. Из всего этого у меня есть только корабль.
— Правда? Настоящий космический корабль? — Арт вытаращил глаза.
— Я могу купить трансатлантическую грузовую ракету по цене металлолома. Ракета в хорошем состоянии, но компания решила заменить свои корабли на более экономичные беспилотные аппараты. Они предложили мне ракету марки «V-17», которая не подходит для переоборудования в пассажирскую. Если я ее не куплю, она пойдет в переплавку. А если куплю, то останусь без гроша в кармане. Комиссия ООН по атомной энергетике может выделить члену Всемирной ассоциации ученых-ядерщиков, вроде меня, — тут Каргрейвз невесело усмехнулся, — расщепляющийся материал для экспериментальных целей. Для этого, правда, нужно согласие директората Ассоциации, но я сумею его получить. Я хочу приобрести торий, а не плутоний или уран-235. Сейчас неважно почему. Но на воплощение замысла не хватит даже моих, вполне приличных, средств. Я пытался решить эту проблему и заключил ряд контрактов на лекционные выступления и научные исследования. Но теперь у меня есть вы.
Доктор встал, вглядываясь в лица юношей.
— Переоборудовать «V-17» в космический корабль несложно. Но для этого потребуются умелые руки, светлые головы и фантазия. Вам придется стать механиками, инженерами, станочниками, специалистами по инструменту и в будущем — моим экипажем. Вам придется напряженно трудиться, не чураясь черной работы, а при этом еще и готовить себе обеды. Лично я могу обещать только кофе с булочками и великолепную возможность свернуть себе шею. Быть может, корабль так и не оторвется от земли. А если такое случится, вам, вполне возможно, не удастся даже поделиться с кем-нибудь своими впечатлениями. Короче, все выглядит не слишком-то романтично. Я загоняю вас так, что вам станет тошно от одного лишь моего вида, а в конечном итоге, может, ничего и не выйдет. Вот такое у меня предложение. Обдумайте и сообщите решение.
Воцарилась нервозная тишина, словно перед землетрясением. Затем ребята вскочили на ноги и все вместе загалдели на разные голоса. Было трудно разобрать, что они кричали, но решение было единогласным: клуб «Галилей» желает лететь на Луну. Шум утих. Каргрейвз заметил, что лицо Росса вдруг омрачилось.
— Что такое? Уже струхнул?
— Да нет, — Росс покачал головой. — Я просто подумал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Возможно, возможно. Думается, твое волнение можно понять. Родители?
— Черт! Ну конечно! Мне кажется, наши предки нипочем нас не отпустят!
4. КРОВЬ ПИОНЕРОВ
Каргрейвз молча смотрел на расстроенных ребят. Он прекрасно понимал, с чем им придется столкнуться. Не может же молодой человек эдак небрежно заявить отцу: «Да, кстати, старик, давай-ка забудем о наших планах, связанных с моим поступлением в колледж. Мне нынче недосуг: я договорился с Дедом Морозом о встрече на Северном полюсе». Именно поэтому доктор долго колебался, прежде чем выложить свою идею. Наконец он произнес:
— Боюсь, каждому из вас придется решать за себя. Обещание, которое вы мне дали, не распространяется на ваших родителей. Но все же попросите их не злоупотреблять вашим доверием. Мне бы не хотелось, чтобы сведения о нашей затее просочились в печать.
— Но послушайте, доктор, — заговорил Морри. — Излишняя таинственность может повредить, если наши родители решат, что все это — не более чем детская игра. Почему бы вам не поговорить с ними, рассказав только то, что вы считаете необходимым?
— Нет, — ответил Каргрейвз. — Ведь это ваши родители. Если они пожелают встретиться со мной, я, конечно, отвечу на все их вопросы. А что касается таинственности, то вот ее причина: сейчас патентоспособна только одна сторона моего изобретения, и по правилам Ядерной конвенции ООН любой желающий может приобрести лицензию. Патентом распоряжается компания, но ракетный двигатель в патенте не значится. Сама же идея использовать изобретение в качестве удобного и недорогого средства передвижения в космосе принадлежит мне, и только мне. Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь побогаче меня обошел. Незадолго до старта мы известим репортеров, быть может, только для того, чтобы они сообщили о нашей гибели при запуске. Но ваши возражения обоснованны: нам ни к чему изображать из себя сверхсекретную лабораторию сумасшедшего ученого из комиксов. Я постараюсь убедить ваших родителей.
Доктор Каргрейвз сделал исключение только для матери Арта. В конце концов, она была его родной сестрой. После обеда он прогнал Арта в лабораторию и, помогая сестре вытирать посуду, рассказал о своих планах. Она слушала его молча.
— Ну, что скажешь?
Женщина сидела неподвижно, не глядя на брата, и комкала в руках носовой платок.
— Дон, ты не можешь так со мной поступить.
Каргрейвз молча ждал.
— Я не в силах отпустить его, Дон. Мой сын — все, что у меня осталось. С тех пор, как не стало Ганса…
— Я знаю, — мягко заговорил доктор. — Но Ганс умер, когда Арт был еще малышом. Нельзя подрезать крылья сыну из-за гибели мужа.
— Думаешь, от этого легче? — она чуть не плакала.
— Нет, не думаю. Но именно ради памяти Ганса ты не должна закутывать сына в вату. Ганс был мужественным человеком. Будь он слабаком, он остался бы в Институте кайзера Вильгельма. Но он был истинным ученым и не пожелал жертвовать своими принципами в угоду политическим разбойникам. Он…
— И это стоило ему жизни!
— Знаю. Но не забывай, Грейс, что если бы ты не была американкой, ты не сумела бы вытащить его из концлагеря.
— Не понимаю, при чем тут это. О! Тебе надо было бы посмотреть на него, когда они его выпустили, — по лицу женщины текли слезы.
— Я помню, каким он появился в Америке. Зрелище было не из веселых. А то, что ты американка — действительно, очень важно. В нашей стране достаточно прочны традиции свободы, как личной, так и научной. Чрезмерная осторожность и слабоволие — злейшие враги свободы. Будь Ганс жив, он и сам бы отправился со мной. Ради его памяти ты не имеешь права держать мальчишку в клетке. И ты не сможешь удержать мальчика у своего подола навсегда. Пройдет пара лет, и тебе все равно придется отпустить его шагать своею дорогой.
