Андрей Круз - Лучший гарпунщик (отрывок)
Закапывали мертвого купца долго, тщательно, так, чтобы никакая тварь не добралась. Оставшееся место между камнями забили колючим кустарником, нарубив его впрок. Затем Вера прочитала над покойным молитву, а я шляпу снял. На том церемония и закончилась. Стрелять в воздух побоялись.
С похоронами мы закончили к вечеру, часам к семи. До того державшаяся Вера расплакалась и осталась сидеть у заваленной камнями крошечной пещерки, подняв колени и уронив голову на руки. Я не стал ей мешать, но и бросать одну побоялся, поэтому вскарабкался на камень поблизости, откуда за ней и присматривал. Снова к закату разорались птицы, сумерки становились все гуще и гуще. При этом я отметил, что очень уж они здесь длинные. Для тропиков это нетипично — там ночь как занавес в кинотеатре падает, почти сразу.
Когда наступила уже полная темнота, я осторожно взял девочку под руку и отвел в пещеру, куда успел натаскать валежника, и где мы, хоть и не без труда из-за влажности, но развели небольшой дымный костерок.
Потом мне удалось ее немного разговорить. Странности ее речи уже переставали удивлять, да и я учился подражать ей прямо на ходу — ничего сложного в этом не было. Был это обычный русский язык, только упрощенный какой-то, на манер английского подчас — "кто он есть?" — и так далее. А иногда на болгарский похож. Так что можно смело рассказывать без "поправок на ветер".
Где я оказался — загадкой так и оставалось, и я решил эту тему слишком не форсировать. Потом разберусь, раз уж мы вдвоем к цивилизации двинем. Там все куда понятней станет.
Плюнув на стеснение, надел одежду, оставшуюся от покойного — рубаху из толстого и плотного полотна, с костяными пуговицами и накладными карманами с клапанами на груди, и длинные, ниже колена, прочные шорты из парусины, на широких полотняных помочах, тоже со всех сторон в карманах. Странный стиль, какая-то смесь британского колониального и американского фермерского, да и от мне современного что-то имеется, хотя бы длина и изобилие разных карманов. Нашелся в одежде свитер грубой вязки из некрашеной шерсти, парусиновая куртка с капюшоном вроде зюйдвестки, кажется даже прорезиненная, и три пары классических «семейных» трусов из простенького ситца, только при этом еще и ярко-красного цвета. Ну и носков вязаных стопка.
Ботинок запасных у покойного не было, но тут и мои по виду вполне походили, из рыжей кожи. Я ведь как раз для дачи и леса одевался, когда из дома бежал.
Свои загвазданные кровью джинсы и свитер я снял, затолкал в узел с одеждой, который прикрепил к ранцу. В шортах и новой рубахе, заправленной в них, оказалось неожиданно удобно, а подвесная с подсумками удобно устроилась на плечах с подстежкой — так все продумано. Шляпу тоже не забыл и старался теперь вообще не снимать, чтобы привыкнуть. Хорошо, что соломенная, хоть воздух через нее проходит. А то носить ее теперь, не снимая.
По ходу дела, еще днем, когда рубил колючие кусты, еще пару сюда притащил. И теперь затолкал их в проход вместе с тем, который был раньше, стараясь сделать так, чтобы без труда и шума их уже не вытащить было, и через них не перебраться. Пробкой встали. Думаю, что с ней и караул не нужен будет, все равно без шума не одолеть. Если только люди не нагрянут, конечно, те самые «негры», например. Но у меня к вечеру голова совсем плоха стала, болела так, словно в ней кто-то с отбойным молотком развлекался, поэтому я решил рискнуть и спать до утра. Тут падали много поблизости, не думаю, что кто-то с военным походом пойдет — опасно. Или мне просто так кажется. Но плевать, пусть хоть убивают, нет мочи терпеть.
В общем, так и легли спать, укрывшись одеялами. И проспали как раз до самого рассвета.
В путьРазбудил меня отчаянный птичий гомон, такой, что в ушах зазвенело. Осторожно прокрался к выходу, выглянул, и ничего подозрительного не обнаружил, разве что на останках гиены пировала огромная толпа рыжих муравьев, объев кости практически наголо, даже хрящей на них не осталось. Что значит джунгли — утилизация ускорена до предела. Круговорот материи в природе осуществился прямо на глазах. Осталось только муравьев птицам склевать и в виде помета выкинуть, чтобы травка росла, значит.
Вера тоже зашевелилась, откинув одеяло, посмотрела на меня сонно. Затем спросила:
— Пойдем теперь?
— Теперь пойдем. — кивнул я.
— Как голова твоя?
— Нормально, ничего страшного.
Голова болела неслабо, но болела именно в месте ушиба, сама рана болела. А сотрясение, вроде как, никакими симптомами меня сегодня не дарило. Ни тошноты не было, ни в глазах не двоилось. Правда, отчаянно щипали ладони, изрезанные вчера о траву и кустарник, но это было терпимо.
— Ты говорила, что родник есть? — уточнил я.
— Верно, есть. — сказала девочка, откидывая одеяло. — Сейчас соберемся, и туда пойдем. Умыться хочется.
Она выглядела вполне деловой и готовой к походу. Вчерашние похороны состоялись — и во вчера остались. Черствость? Сомневаюсь. Что-то мне подсказывает, что тут мораль совсем другая. В тех местах, где «негры» обозы купеческие грабят, и это рассматривается как стандартный риск, вероятность погибнуть куда выше, чем у нас в Москве. Ну, если только не лезть, куда не надо, как я в свое время. Но это уже добровольный выбор. Мы всегда делаем свой выбор, и за его последствия отвечаем. А у Веры, как мне кажется, особого выбора нет — другие у нее места и времена, и где смерть обыденна — там и отношение соответственное. Живые должны жить, чтобы просто идти вперед. Что мы сейчас и сделаем.
Я хотел помочь ей собрать вещи, но она отрицательно покачала головой и почти мгновенно упаковала свой рюкзак, на тот же манер, каким был собран мой. Я заметил, что у нее и мачете имеется, но поменьше и полегче, не как у меня. Или это ятаган?
— Как это у вас называется? — спросил я, показав на нож.
— Мачете. — просто ответила она. — У вас есть такие?
— У нас рубить ими нечего. — усмехнулся я.
— Странно. — удивилось она. — А биться?
— Биться и другие способы есть.
Ответ ее удовлетворил, и она замолчала, сосредоточенно подгоняя на себе ремешки снаряжения.
Ну вот, так я и думал, такое лезвие не может быть только для лиан. Тут и конец заостренный, ткни кого — и проткнешь насквозь, да и изгиб такой… наводит на мысли. Я снова вытащил лезвие из ножен, прикинул в руке… да. Неплохо. Даже я, никогда в жизни никаким фехтованием не занимавшийся, смогу такой штукой так рубануть, что мало точно не покажется. Покрутил, да и закинул его на место.
«Винчестер» повесил на два ремня, за пояс и за плечи, на груди наискось. К счастью, его «родной» брезентовый ремень был двойным и легко разделялся. Это тоже вызвало заметное удивление у Веры, но она ничего не сказала. Тогда я просто показал ей, как можно быстро схватить винтовку, и как запросто можно ее отпустить. Она внимательно посмотрела, после чего кивнула. Ну вот, научил ребенка полезному.
