Игорь Горячев - Полдень 23 век. Возвращение Тойво
— Замечательное место, — принялся разглагольствовать Степан. — Я слышал, этот мох можно есть. Вот так прямо отрываешь клочьями и ешь…
— Все не так, Степа, — откликнулся Грэг. — Этот мох не только нельзя есть, но и просто лежать на нем не рекомендуется.
— Это почему? Ядовитый, что ли?
— Нет, но выделяет летучие вещества, галлюциногены…
— Вот дьявол! — Огненноволосый с опаской покосился на красный ковер.
— А вот почва возле болот и в самом деле съедобная, — продолжал Грэг. — Собственно, на ее основе великий Пашковский и создал свои знаменитые плантации…
— Тихо! — Дымок замер на полушаге, предостерегающе поднял руку.
Оба приятеля мгновенно умолкли. Сорвали карабины с плеч, принялись озираться, поводя воронеными стволами. Лес тут же надвинулся. Обступил со всех сторон. Он словно старался привлечь к себе внимание трех человек, свалившихся в него с неба. Лес корчился, приседал, переливался радужными пятнами, кривлялся, словно паяц. Смотреть на него было сущим мучением, взгляду не за что зацепиться, хотелось отвернуться, или хотя бы закрыть глаза. Но глаза в лесу закрывать нельзя, и потому приходилось глядеть в оба. И Степан с Грэгом глядели. Глядели и недоумевали. В лесу все было странным. Человеку неопытному совершенно невозможно понять, к чему следует присматриваться, а заодно и прислушиваться? Приятели недоумевали, но полагались на опытность своего товарища. И потому вздохнули с облегчением, когда Александр Дымок произнес:
— Кажется, пронесло…
— А что там было? — немедля осведомился Степан.
— Где «там»?
— Ну-у… там… куда надо было глядеть в оба?
— Вот что, Степан, — сказал Дымок деловито: — Ступайте вон к тому прогалу… — Он указал на едва заметный просвет в подвижной стене леса. А вы, Грэг, следуйте за ним. Дистанция десять шагов.
— Хорошо! — отозвался Степан.
Он перехватил поудобнее карабин и двинулся в указанном направлении. Его могучую фигуру еще не скрыли заросли, когда блондинистый Грэг зашагал следом. Дымок проводил их взглядом. На его узком, бледном лице не дрогнул ни единый мускул, когда раздался отчаянный крик, оборванный смачным хрустом. Рявкнул «оленебой» кулинара-дегустатора. Громовым эхом прокатился по замершему лесу рык молодого тахорга, притаившегося в зарослях арлекинки, чьи подвижные, красные с зеленью листоветви так удачно скрывали чудовище, закованное в изумрудную с рубиновыми просверками броню.
Александр Дымок не тронулся с места. Он ждал. Второго выстрела не последовало. Детеныш самого страшного на Пандоре зверя одолел и другого охотника, столь самонадеянно углубившегося в джунгли за пределами заказника. Дымок закинул карабин на плечо и продолжил путь. Больше он в спутниках не нуждался. Тахорг теперь будет надолго занят перевариванием добычи, а прочие пандорианские хищники опытному человеку не страшны. Да и цель, ради которой Дымок прилетел на Пандору, была уже близка.
Спектролитовый купол, накрывающий биостанцию, легко было заметить издалека. Огромный радужный пузырь возвышался над низкорослыми, по меркам Пандоры, болотными зарослями. Александр Дымок ловко уклонился от встречи с роем полуметровых ос, проскользнул под ядовитыми лианами и очутился у запирающей мембраны шлюза. Ткнул в рубчатую клавишу звонка. Хозяин биостанции откликнулся сразу.
— Чем могу служить? — спросил он молодым, чуть с хрипотцой голосом.
— Здравствуйте! — отозвался гость. — Меня зовут Александр Дымок. Я недавно прилетел с Земли. Мне необходимо с вами поговорить, мистер Гибсон.
— Входите, — отозвался Гибсон. — Заранее прошу меня извинить, но вам придется сначала пройти в дезинфекционную.
— Ничего-ничего, я понимаю…
Вымытый до скрипа, благоухающий антиспетиками, Александр Дымок вступил на территорию биостанции. Это была ничем не примечательная «бусинка», как называли такие биостанции, ожерельем опоясывающие зону Контакта человечества с двуединой гуманоидной цивилизацией Пандоры. Дежурили на «бусинках», как правило, широкопрофильные специалисты, сочетающие экзобиологию с контактерской деятельностью. Джон Гибсон исключением не был.
Он встретил нежданного гостя на веранде стандартного экспедиционного домика, откуда открывался изумительный вид на Горячие болота. Высокий, сухопарый старик, с индейским профилем загорелого лица, с седыми длинными волосами, собранными на затылке в пучок. От постороннего глаза не укрылось бы некоторое внешнее сходство девяностолетнего старика-экзобиолога и его визави, которому на вид было не более сорока, но кроме безупречно замаскированной камеры видеорегистрации, свидетелей состоявшейся между ними беседы не оказалось. Да и беседа эта началась далеко не сразу. Старик придерживался простого правила: сначала накормить гостя, а потом уж расспрашивать.
— Так каким судьбами вас ко мне занесло, Алекс? — приступил к разговору Джон Гибсон, разливая по глиняным кружкам эль. — Простите мое стариковское любопытство, но из лесу без всякого предупреждения приходят только аборигены.
— Аборигенов мембрана не пропустит, — без улыбки отозвался Дымок.
— Верно, — сказал Гибсон. — Вы, кстати, на чем добирались? Вездеход? Вертушка? Глайдер?
— Глайдер, но он угодил в клоаку.
Экзобиолог сокрушенно покачал сединами: ай-яй-яй…
— Пришлось километров тридцать проделать пешком, — добавил гость.
— Вы на редкость мужественный человек. Пешком, три десятка километров по лесу, один… Вы ведь были один, Алекс?
— Как перст.
— Вы не только на редкость выносливы, но и — везучи, — неискренне восхитился Гибсон. — У тропы затаился молодой тахорг. Эти твари, знаете ли, невероятно терпеливы и могут сидеть в засаде месяцами, покуда не попадется кто-нибудь… Удивительно, как вам удалось его миновать? Или вы его пристрелили?
— Нет, что вы, мистер Гибсон, я проскользнул мимо. Ведь я же бывший прогрессор, кроме того — зоопсихолог.
Старик воздел костистые лапы.
— Всё-всё, — проговорил он. — Сдаюсь! Еще раз прошу извинить мою… любознательность, но фронтир есть фронтир. Здесь всякое бывает, приходится быть настороже, иногда поступаясь некоторыми вещами… Так вы сказали, у вас ко мне дело?
— Да, — откликнулся Дымок. — Я хотел вам показать вот что…
Он отставил кружку и закатал рукав охотничьей куртки на правой руке. Продемонстрировал хозяину «бусинки» свою отметину.
— Любопытное родимое пятно, — прокомментировал Гибсон. — Похоже на какой-то японский иероглиф…
— Сандзю, — уточнил его собеседник, — означает число тридцать.