Светлана Сухомизская - Невеста колдуна
И тут до меня дошло. Я перестала визжать и хихикать и, не мигая, уставилась на Листовского.
- Что? Кирилла хотят убить?
Листовский медленно кивнул:
- Я сам долго не хотел в это верить. Но, к сожалению, это так.
Глава 5 ПОДОЗРИТЕЛЬНОЕ МЕСТО
Странная это была кухня. Стояла здесь, конечно, плита, подсоединенная к красному газовому баллону, и электрическая плитка на четырех ножках, и шкафчик-горка, полный посуды, и невзрачная этажерка, заставленная пожилыми кастрюлями и сковородками, почерневшими от частого использования и небрежного мытья.
Но было и другое. Одну из. стен целиком занимали стеллажи, представлявшие весьма интересное зрелище. На их полках громоздились колбы и мензурки разнообразных форм и размеров, соединенные в длинные гирлянды прихотливо изогнутыми стеклянными трубочками, продетыми сквозь плотно притертые резиновые трубки. Тут же стояли бутылочки коричневого и синего стекла с неразборчивыми надписями на этикетках, коробки, помеченные значками, столь же понятными, как китайские иероглифы, и всевозможные банки и пузырьки.
Связки сухих трав висели на стенах, и даже непосвященному было несложно сообразить, что это не приправы для супа или жаркого. Пучки трав соседствовали с висящими на ржавых кнопках желтыми бумажками, записи на которых побледнели от времени так, что почти перестали быть пригодными для чтения, тем более что не всякий, даже обладающий хорошим зрением, смог бы разобрать их - это были не рецепты компотов и варений, а таблицы, заполненные химическими формулами и какими-то заметками, из-за обилия сокращений превратившимися в тайнопись.
Вадим сидел за круглым столом, положив руки и голову на клеенку, покрытую полустертыми изображениями овощей и фруктов и солнечными пятнами, дрожавшими вместе с колышущейся на ветру листвой. Закрытые веки Вадима подрагивали, губы кривились, сквозь судорожно стиснутые зубы время от времени прорывались странные звуки - то ли стоны, то ли всхлипы, то ли обрывки слов. Вадим спал. Перед ним поверх книги лежала раскрытая посередине тетрадь в клетку, часто исписанная мелким неровным почерком.
"Нельзя быть благодарным войне. Те, кто считает, что на войне становятся человеком, лгут либо себе, либо другим. Война обнаруживает все плохое и хорошее в тебе - да, это так, потому что война выворачивает тебя наизнанку. И каков бы ты ни был, плох или хорош, ты никогда уже не станешь прежним - таким, каким был до войны. Тебе останется только притворяться обычным человеком.
Смерть на войне становится буднями, жестокость - рутиной. Никто не хочет убивать, никто не хочет причинять боль другому, но война заставляет это делать - раньше или позже, так или иначе.
На войне не становятся лучше. На войне умирают и убивают. С войны возвращаются мертвецы: кто-то, кому повезло больше, в гробах, кто-то, как я, своим ходом.
Одни трупы лежат в земле. Другие - ходят по ней. Они смотрят на мир своими мертвыми глазами и ищут тех, для кого этот мир слишком хорош, кому самое место в могиле.
Глаза мертвецов видят слишком много. Оттого-то мертвецам так легко убивать".
Последнее слово было жирно подчеркнуто. Карандаш со сломанным грифелем лежал тут же, между страницами.
Глава 6 УБИТЬ ДВУХ ЗАЙЦЕВ
- То, что случилось за сегодняшний день, заставило меня, наконец, посмотреть на все другими глазами. Поэтому я взял сына - я боялся оставить его одного - и, проконсультировавшись со знающими людьми, отправился к вам, сказал Листовский в наступившей тишине.
Я смотрела на него, глупо хлопая глазами. Встречи с Кириллом самой по себе было достаточно, чтобы выбить из колеи и более хладнокровную девицу, чем я, а уж сообщение о том, что предмет моей вечной любви длиной в целое лето, случившейся двенадцать лет назад, может вот-вот лишиться жизни, доконало меня окончательно.
Внезапно бледное лицо Листовского побелело еще больше, нос заострился, светлые глаза помутнели, словно в воду плеснули молока. Он пошатнулся и упал бы, если бы стоявшие рядом Себастьян и Даниель не поддержали его.
Тут же подлетел и прямоугольный, в руках у которого, как по мановению волшебной палочки, появились несколько бело-голубых капсул и фляжка. Открыв капсулы, он немедленно высыпал их содержимое Листовскому на язык и приложил к бескровным губам хлебного короля горлышко фляжки. Тот сделал несколько тяжелых глотков, и взгляд его немного прояснился.
- Может, нам стоит отложить разговор? - начал было Себастьян, но Листовский резко оборвал его:
- Нет! Разве вы не поняли до сих пор, что медлить нельзя?
- Хорошо, - хладнокровно кивнул Себастьян. - В таком случае пройдемте ко мне - вы приляжете на диван и расскажете все, что хотите.
- Я с вами, - сказал Кирилл. Себастьян вопросительно посмотрел на Листовского. Тот покачал головой.
- Сожалею, - Себастьян пожал плечами, - но нам придется обойтись без вашего присутствия.
Мне показалось, что в его последних словах прозвучало нечто вроде злорадства.
- Пап! - воскликнул Кирилл возмущенно.
- Ты не считаешь нужным слушать мои советы, а я не считаю нужным посвящать тебя в свои дела, - ответил Листовский все еще слабым после приступа голосом.
- Послушай, но это же, черт побери, касается меня!
- Ты не желаешь заботиться о собственной жизни, значит, это мое дело, и ты к этому никакого отношения не имеешь. Если ты понадобишься, мы тебя позововем.
- Ладно, Кирилл, - примирительно сказала я. - Мы пока посидим тут, в приемной.
Себастьян улыбнулся нежнейшей из своих улыбок:
- Мне очень жаль, но и это вряд ли возможно. Мне необходимо, чтобы ты присутствовала при нашем с господином Листовским разговоре. Если ты, конечно, не возражаешь...
Я возразила бы, и даже с большим удовольствием, но вовремя спохватилась. Если Кириллу угрожает опасность, то я просто обязана узнать обо всем как можно подробнее. А с самим Кириллом я поговорить еще успею - и не в такой официальной обстановке, не говоря уже об отсутствии совершенно ненужных посторонних глаз и ушей. Поэтому я покорно кивнула, к удивлению Себастьяна, приготовившегося, очевидно, к очередной перепалке. Впрочем, удивление, подобно некоему компрометирующему документу, было мгновенно скомкано и спрятано, и, после того, как Надя снисходительно согласилась приготовить чай и кофе, мы, оставив в приемной Кирилла с водителем, прошли в кабинет Себастьяна, где Листовский начал наконец свой рассказ:
- Все началось в июне, когда Кирилл приехал на каникулы из Кембриджа...
Ого! - хотела сказать я, но не сказала. Чему удивляться - дети королей и учатся как короли. Другое дело, что вихрастый парнишка в клетчатой рубашке и линялых шортах, с которым мы пили на спор фруктовый кефир в столовой - в кого больше влезет, а потом, скрючившись, бежали в медпункт, вместо того чтобы, как собирались, идти на лагерную дискотеку, - этот вихрастый парнишка никак не совмещался в моем сознании с хлебным принцем, учащимся за границей и передвигающемся по городу не иначе, как в сопровождении телохранителя.
