Стивен Бакстер - Эволюция
Пурга всё ещё путешествовала, истощённая и уже ослеплённая всё усиливающимся светом. Она блуждала вдали от всех лесов. В этих местах росли лишь отдельные деревья, разделённые участками земли, которая была зелёной из-за густого покрова низкорослых папоротников. Деревьями были саговники, высокие деревья с грубой корой, которая напоминала пальмовую, приземистые цикадеоидеи, походившие на странные гигантские ананасы, и гинкго со своими непривычно выглядящими веерообразными листьями — в это время они уже были древней группой, но они доживут и до эпохи человека, и даже переживут её.
Ничто не двигалось в тишине предрассветных часов. Стадам динозавров ещё предстояло размяться, а ночные охотники уже удалились в свои норы и гнёзда — все, кроме Пурги, которая бродила на виду у всех; её потрёпанные нервы отзывались паникой на любой признак опасности.
По небу что-то двигалось. Она припала к земле и стала следить.
Нечто крылатое скользило высоко на небосводе, его очертания отчётливо вырисовывались в серовато-красных лучах рассвета. Это было похоже на самолёт, летающий на большой высоте. Но это был не самолёт, а живое существо.
Инстинктивный расчёт Пурги отнёс птерозавра к тем вещам, беспокоиться о которых совершенно не стоило. Самое свирепое из летающих существ представляло для неё гораздо меньшую непосредственную опасность, чем хищники, которые могли скрываться под этими саговниками — скорпионы, пауки и вечно голодные плотоядные рептилии, среди которых было множество, великое множество мелких и свирепых видов динозавров.
Она остановилась, когда уже собирался рассвет. Растительность постепенно стала редеть, и она полезла по плотным дюнам из красноватого песка. Она забралась на невысокий холмик — и её глазам открылся водоём, на поверхности которого до самого горизонта лениво плескались волны. У воздуха был странный запах: очень солёный и странно электрический.
Она добралась до северного берега большого фрагмента океана, который вдавался в сердце Северной Америки. Она смогла увидеть, как покой воды нарушали огромные медлительные тела.
А на юго-востоке, где разгорался рассвет, в небе висела комета. Её голова была видна как молочно-белая масса, из которой изливались огромные фонтаны жемчужно-белого газа, явственно изменяясь со временем, пока она смотрела на неё. Её двойные хвосты, направленные от Солнца, развевались вокруг Земли в виде беспорядочной, волнующейся массы. Всё это напоминало взгляд изнутри на выстрел из дробовика. И всё это огромное, сияющее зрелище отражалось в мелководном море.
Она вяло съехала вниз, спустившись на пологий пляж. Берег был усеян раковинами моллюсков и наполовину высохшими морскими водорослями. Она порылась в этом мусоре, но водоросли оказались волокнистыми и солёными. И она ощущала запах соли ещё и в воде; здесь нечего было пить.
На своём небольшом возвышении Пурга бросалась в глаза ещё больше, словно сидела в центре ровной арены.
Она заметила древовидный папоротник высотой не больше метра. Прижавшись к нему, она стала копать среди его корней, надеясь устроить простую норку. Но мягкий песок сыпался обратно в её раскопы. Наконец, когда пылающее солнце поднялось над горизонтом, Пурга сумела вырыть достаточно большую нору, чтобы скрыться в ней целиком.
Она затащила хвост внутрь, положила лапки на мордочку и закрыла глаза.
Тепло и темнота норы напомнили ей о доме, который она потеряла. Но запах был неправильным: лишь соль, песок, озон и гниющие водоросли, резкая вонь тех мест, где земля встречается с морем. Её домашняя нора пахла ею собой, тем другим, который был её брачным партнёром, детёнышами, которые пахли как смесь её запаха с запахом её партнёра — это был чудесный ансамбль запахов их всех. Теперь ничего этого нет, всё потеряно. Она чувствовала глубокую и острую боль сожаления, хотя её ум был не настолько развитым, чтобы понять, почему.
Пока она спала весь этот долгий день, её лапки всё царапали и царапали грубый молодой песок.
Земля мелового периода была миром океана, мелководных морей и побережий.
Гигантский океан под названием Тетис — словно сильно разлившееся Средиземное море — отделял Азию от Африки.
Европа едва была чем-то большим, чем рассеянная группа островов. В Африке даже центр пустыни Сахары был дном океана. Мир был тёплым, настолько тёплым, что в нём не было никаких полярных ледников. И в течение последних восьмидесяти миллионов лет уровень моря повышался. Последовавшие за образованием Пангеи раскол континентов и образование огромных рифов и меловых шельфов вокруг их побережий переместили в океаны огромные количества твёрдых материалов: всё выглядело так, словно в полный до краёв ковш воды кладут кирпичи, и поднимающиеся воды океанов хлынули на континенты. Но обширные мелководные океаны почти не испытывали приливов и отливов, а их волны были спокойными.
Жизнь в море была богаче и разнообразнее, чем в любое другое время в долгой истории Земли. Огромные тучи планктона заполнили воды, впитывая солнечный свет. Планктон лежал в основе громадной океанской пирамиды едоков. А ещё в планктоне были микроскопические обитатели под названием гаптофитовые водоросли. После краткой свободноплавающей стадии гаптофиты строили себе крохотные причудливые доспехи из карбоната кальция. Когда они умирали, миллиарды крошечных трупов тонули и оседали на тёплое морское дно, где уплотнялись и затвердевали в единую белую породу — мел.
Постепенно огромные отложения мела, толщина которых измерялась километрами, грозили задушить Канзас и побережье залива, вдававшегося в Северную Америку, и протянулись по южной половине Англии и по северной Германии и Дании. Люди-учёные назвали этот период «меловым» за его самые крепкие памятники, построенные трудившимся над ними планктоном.
Когда свет в небе начал угасать, Пурга выбралась из своего укрытия.
Она с трудом бежала по сухому песку, который вминался при каждом шаге и иногда взлетал волнами вокруг её живота. Она отдохнула. Но она была голодна, дезориентирована и страдала от одиночества.
Она забралась на вершину возвышенности, через которую перебралась вчера. Её взгляду открылась широкая равнина с пологими холмами, тянущаяся до курящихся дымом гор на западе. Когда-то это место затапливало великое Американское внутреннее море. Но сейчас море отступило, оставив после себя равнину, по которой были разбросаны широкие спокойные озёра и болота. Жизнь была повсюду. Гигантские крокодилы, словно морщинистые подводные лодки, курсировали по мелководным участкам, а у некоторых из них на спине катались птицы. Были там и стаи птиц, и птицеподобные пушистые птерозавры; некоторые из них строили огромные плоты, чтобы держать свои гнёзда в центре озёр, вдали от наземных хищников.
