Максим Курочкин - Аниськин и снежный человек
– Вы не видели эту женщину?
– Нет, только силуэт. Темно уже было. Среднего роста, полноватая. С прической.
– Куда они направились? Где она живет?
– Где живет – сказать не могу. Они шли не к ней, а на сеновал, кажется. Жека уже был пьян до синевы, а она требовала любви на сеновале. Скрутила ему чем-то руки и повела.
– Значит, вы слышали ее голос?
– Голос, как голос, – предупредил вопрос Кости Анатолий, – обычный женский голос. Хрипловатый и низковатый. Может, не первой свежести и слишком наигранный. Я заметил, что она говорила не по-деревенски, как-то вычурно, книжно.
– В какую они сторону шли? – задал следующий вопрос Комаров.
– Не в деревню, точно. От мостика, где КамАЗы стоят, влево, там еще сеновал заброшенный, – опять повторил Толик, смотря Косте прямо в глаза.
– Хорошо, вы пока свободны, – отпустил его Комаров, – если он появится или вспомните что – сообщите. И еще: вам придется задержаться до выяснения всех обстоятельств исчезновения вашего напарника. Подписку о невыезде я с вас брать не буду, но очень надеюсь на вашу сознательность.
– Я сам никуда не уеду, пока он не вернется. Фура порожняя, а без Жеки я возвращаться не могу.
Фокин ушел.
«Нет. Если я немедленно не съем хоть что-нибудь, то умру. Им же хуже будет», – мысленно пригрозил Костя но-пасаранцам. От голода он уже не мог соображать.
Во дворе его ждал Мухтар.
– Где весь день бегал? – потрепал Комаров напарника за взлохмаченную, не признающую никаких щеток холку,
Мухтар смотрел на Костю умными, почти человеческими глазами. Он обожал своего хозяина. До появления в совхозе имени Но-Пасарана нового участкового, Мухтар был беспризорником. Одиноко скитался он по селу в поисках человека, достойного носит звание ХОЗЯИНА такого толкового и храброго животного. Костика он заприметил сразу. В пользу нового участкового говорило многое: молодость – с молодым хозяином весело; бессемейность – есть шанс, что хозяин никого не будет любить больше, чем Мухтара; наивность – доверчивого хозяина приятно надувать; форма – с человеком в форме тебя ни одна собака не тронет. Мухтар, который тогда еще был безымянной скотиной, пару дней походил за Комаровым, а потом прилип к нему навеки.
Костя немного посопротивлялся, а потом махнул рукой и взял Мухтара на службу, несмотря на то, что по породе тот был не овчаркой, а козлом. Раскаяться в своем опрометчивом решении Косте не пришлось, козел оказался бесценным: легко брал и вел след, быстро выучил собачьи команды, научился махать хвостом и в свободное от прогулок время охранять дом. Характер у козла был, правда, противоречивый, но животное было предано новоприобретенному хозяину, а это многого стоило.
Костя был рад, что Мухтар пришел вовремя. После обеда он собирался начать поиски Евгения Пенкина и столовского вора, и здесь чуткий нос Мухтара мог очень даже пригодиться.
– Ждать, – скомандовал Комаров Мухтару и зашел в дом.
Мухтар бросил удивленный взгляд ему в спину и выскользнул за калитку.
Глава 3
Найти бусы в стоге сена
Дома, вернее в доме, который совхоз арендовал для участкового, было чисто прибрано. На столе, укутанная в льняное полотенце и прикрытая подушкой, стояла кастрюля с куриной лапшой. Костя стремительно ополоснул руки, грохнулся на стул и схватил ложку. Наливать суп в тарелку было некогда. А если никто не видит, то можно поесть и из кастрюли.
Комаров никак не мог избавиться от детской зависимости от постоянных замечаний взрослых и если и делал что-нибудь неправильно, то тайком, с оглядкой, чтобы кто-нибудь не заругал. Хотя, кто же мог «заругать» такого популярного и серьезного человека на селе, как участковый?
– Хоть бы в тарелку отлил, – не замедлил отличиться «кто-то». – Напускаешь слюней, а мне есть потом.
В комнате больше никого не было, хотя голос звучал совсем рядом, как бы возле уха самого Комарова. Однако, Костя совсем не испугался.
– Да брось ты, дед, – невнятно проговорил он, – некогда мне. Работа. А чего ты раньше не поел? Время-то!
– Конечно, – в голосе зазвучали жалостливые нотки, – я бы отъел, а тут эта ехидна и заглянула бы. Увидела бы, что в кастрюле мало и моментом меня бы вычислила. Эта баба хитрее партизана. А я, можно сказать, и не пожил ищо. Только, можно сказать, при тебе свет взвидел.
Дед был чем-то вроде домового в доме Костика. Нет, он был самый настоящий живой дед, просто очень древний и неприхотливый. Он мог бессчетное количество времени обходиться без пищи и воды, мог не слезать с печи неделю. Единственное, от чего он испытывал дискомфорт, это его любимая сноха – та самая Анна Васильевна, которой и принадлежал дом. Жила она в соседнем доме и за символическую плату следила за хозяйством участкового. Анна Васильевна и не догадывалась, что ее свекор скрывается так близко. Она совершенно искренне полагала, что он находится в бегах где-то на необъятных просторах страны.
Пока дом пустовал, печному деду или просто Печному, как называл его Костя, приходилось туговато. Ему самому приходилось добывать себе пропитание и скучать на теплой печи долгими зимними вечерами. Теплой, так как Анна Васильевна была хорошей хозяйкой и заботилась о пустующем доме. В это тяжелое время он предпочитал впадать в спячку. Когда в доме стал жить Костя, Печной долго приглядывался к нему и в конце второй недели совместного проживания решил подать голос. Костя подружился с Печным, хотя характер того был под стать козлиному – чрезвычайно противоречивый. Но с ним было как-то повеселее, да и мысли иногда дед подавал довольно дельные. Правда, только иногда. Анна Васильевна так и не знала, где скрывается беглый свекор, а деда это очень даже устраивало.
– Спускайся, – скомандовал Костя, влезая в джинсы, – а то скоро Анна Васильевна за посудой придет.
– И то верно! – испугался невидимый Печной.
Цветастая зановесочка на печке зашевелилась и из-за нее показались огромные, видавшие виды серые валенки. Незнакомца эти валенки повергли бы в шок, Костя же к ним привык. Дело в том, что Печной уже много лет не снимал этих самых валенок. Постепенно, преимущественно в дни зимних спячек, ногти деда росли, пока не проросли сквозь эти самые валенки, подобно нежным зеленым росткам, пробивающим грубый асфальт. Деда такое положение вещей устраивало – зафиксированные ногтями, валенки не сваливались.
Когда дед спустился со своей печи или снохоубежища, как он ее ласково называл, Комарова уже и след простыл. Куриная лапша подействовала на него как органическое удобрение на чахлый цветочек. Молодые силы, придремавшие в этом теле, опять взыграли в крови и погнали эту самую кровь по сосудам в убыстренном темпе.
