Клиффорд Саймак - Час оборотня (сборник)
Однако, не успев произнести эти слова, он понял, что Комната права. Комната умела только докладывать о тех явлениях, которые улавливала. Такой штукой, как воображение, она не обладала. Комната была всего лишь машиной и не имела опыта по части суеверий, мифов и сказок.
— Вы исчезли, — заявила Комната. — Завернулись в ничто и исчезли. Но прежде чем исчезнуть, вы изменились.
— Как это я мог измениться?
— Не знаю, но вы изменились. Вы растаяли и обрели иную форму или начали обретать иную форму. А потом закутались в ничто.
— И ты меня не чувствовала? И поэтому решила, что я исчез?
— Я вас не чувствовала, — ответила Комната. — Я не умею проникать сквозь ничто.
— Сквозь это ничто?
— Сквозь любое ничто, — сказала Комната. — Я не умею анализировать ничто.
Блейк поднялся с пола и потянулся за шортами, которые бросил на пол накануне вечером. Надев их, он взял коричневый халат, висевший на спинке стула.
Халат оказался шерстяным. И Блейк вдруг вспомнил вчерашний вечер, вспомнил странный каменный дом, сенатора и его дочь.
— Вы изменились, — сказала Комната. — Вы изменились и создали вокруг себя оболочку из ничего.
Но он не помнил этого. Никакого намека на странное превращение не было в его памяти.
Не помнил он и случившегося накануне вечером — с того мига, когда вышел во внутренний дворик, и до момента, когда обнаружил, что стоит в добрых пяти милях от дома и вокруг завывает буря.
Господи, что же происходит? — спросил Блейк себя.
Он плюхнулся на кровать и положил халат на колени.
— Комната, — спросил он, — а ты уверена?
— Я уверена, — ответила Комната.
— Не фантазируешь?
— Вам отлично известно, — твердо ответила Комната, — что я бы не стала фантазировать.
— Да, конечно, не стала бы…
— Фантазия нелогична, — сказала Комната.
— Да, разумеется, ты права, — ответил Блейк. Он поднялся, накинул халат и двинулся к двери.
— Вам больше нечего сказать? — укоризненно спросила Комната.
— А что я могу сказать? — отозвался Блейк. — Ты знаешь об этом больше моего.
Он вышел в дверь и зашагал вдоль балкона. У лестницы Дом встретил его своим обычным утренним приветствием.
— С добрым утром, сэр, — сказал он. — Солнце взошло и светит ярко. Буря кончилась, и туч больше нет. Прогнозы обещают ясную и теплую погоду. Температура сейчас сорок девять градусов, а в течение дня она превысит шестьдесят градусов[1]. Прелестный осенний день, и все вокруг очень красиво. Чего изволите пожелать, сэр? Отделка? Мебель? Музыка?
— Спроси его, что подать на стол! — завопила Кухня.
— И что подать вам на стол? — спросил Дом.
— Может быть, овсянку?
— Овсянку! — вскричала Кухня. — Вечно эта овсянка. Или яичница с ветчиной. Или оладьи. Почему бы хоть разок не съесть что-нибудь эдакое? Почему…
— Овсянку, — твердо сказал Блейк.
— Человек хочет овсянки, — произнес Дом.
— Ладно, — сдалась Кухня. — Одна порция овсянки на подходе!
— Не обращайте на нее внимания, — сказал Дом. — В программу кухни заложены всякие замысловатые рецепты, по которым она большая специалистка, но у нее почти не бывает возможностей воспользоваться хотя бы одним из них. Почему бы вам, сэр, когда-нибудь, просто забавы ради, не разрешить Кухне…
— Овсянки, — сказал Блейк.
— Хорошо, сэр. Утренняя газета на лотке в почтографе, но сегодняшнее утро не богато новостями.
— Если не возражаешь, я посмотрю ее сам, — сказал Блейк.
— Конечно, сэр. Как вам угодно, сэр. Я лишь стараюсь информировать…
— Постарайся не перестараться, — посоветовал Блейк.
— Извините, сэр, — сказал Дом. — Я буду следить за собой.
В прихожей Блейк взял газету и сунул ее под мышку, потом подошел к окну в боковой стене и выглянул наружу. Соседний дом исчез. Платформа опустела.
— Они уехали нынче утром, — объяснил Дом. — Около часа назад. Думаю, ненадолго, в отпуск. Мы все очень рады…
— Мы?
— Да, а что? Все остальные дома, сэр. Мы рады, что они уехали ненадолго и вернутся опять. Они очень хорошие соседи, сэр.
— Ты, похоже, много о них знаешь. А я даже почти не разговаривал с ними.
— О, — произнес Дом, — я не о людях, сэр. Я не о них говорил. Я имел в виду сам дом.
— Значит, и вы, дома, смотрите друг на дружку как на соседей?
— Ну разумеется. Мы наносим визиты, болтаем о том о сем.
— Обмениваетесь информацией?
— Естественно, — ответил Дом. — Но давайте поговорим об интерьере.
— Меня вполне устраивает и нынешний.
— Он не менялся уже много недель.
— Что ж, — задумчиво произнес Блейк, — попробуй поупражняться с обоями в столовой.
— Это не обои, сэр.
— Знаю, что не обои. Я хочу сказать, что мне уже начинает надоедать созерцание кролика, щиплющего клевер.
— Что бы вы хотели вместо кролика?
— Что угодно, на твой вкус. Лишь бы там кроликов не было.
— Но мы можем создавать тысячи комбинаций, сэр.
— Что твоей душе угодно, — сказал Блейк. — Только смотри, чтобы без кроликов.
Он отвернулся от окна и пошел в столовую. Со стен на него уставились глаза — тысячи глаз, глаз без лиц, глаз, сорванных со множества лиц и наклеенных на стены. Глаз, составляющих пары и существующих поодиночке. И все они смотрели прямо на Блейка.
Были здесь синие детские глазки, глядевшие с задумчивой невинностью; глаза, налитые кровью и горевшие устрашающим огнем; был глаз распутника и мутный, слезящийся глаз дряхлого старика. И все они знали Блейка, знали, кто он такой. Если бы к этим глазам прилагались рты, все они сейчас говорили бы с Блейком, кричали на него, строили ему гримасы.
— Дом! — воскликнул он.
— В чем дело, сэр?
— Глаза!
— Сэр, вы же сами сказали: все, что угодно, только не кроликов. Я подумал, что глаза — нечто совершенно новое…
— Убери их отсюда! — взревел Блейк.
Глаза исчезли, и вместо них появился пляж, сбегавший к морю. Белый песок тянулся до вздымающихся волн, бьющих в берег, а на далеком мысу гнулись под ветром хилые, истерзанные стихией деревья. Над водой с криками летали птицы, а в комнате стоял запах соли и песка.
— Лучше? — спросил Дом.
— Да, — ответил Блейк, — гораздо лучше. Большое спасибо.
Он сидел, завороженно глядя на эту картину. Как будто на пляже сидишь, думалось ему.
— Мы включили звук и запах, — сказал Дом. — Можем добавить и ветер.
— Нет, — ответил Блейк, — этого вполне достаточно.
Грохочущие волны набегали на берег, птицы с криками реяли над ними, по небу катились черные тучи. Интересно, существует ли нечто такое, что Дом не способен воспроизвести на этой стене? Тысячи комбинаций, сказал он. Человек может сидеть здесь и смотреть на то, что создал на стене Дом.
