Александр Шалимов - Странный мир (сборник)
— Это каких таких животных? — недовольно спросила паспортистка. Собак, что ли? Так собак мы учитывать не обязаны…
— Меня интересуют кошки. Кошек вы учитываете?
Паспортистка посмотрела на меня так, что я сразу почувствовал себя меньше ростом. Потом она с достоинством отрезала:
— Некогда мне с вами шутки шутить. Вы мне работать мешаете. Ясно?
И она отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
Однако я решил не сдаваться.
— Извините, пожалуйста, — сказал я. — Я вполне серьезно спрашиваю. Мне необходимо узнать, у кого в этом доме есть кошки. Как это узнать? Не подскажете?…
Она резко повернулась ко мне, и я уже приготовился услышать новую негодующую реплику, но внезапно паспортистка смягчилась.
— А вы сами-то откуда будете? — спросила она. — Не с эпидемстанции?
— Нет, живу в этом доме. Но в данном случае, — поспешил добавить я, меня это интересует как журналиста. Вот мой билет.
— Ясно, — сказала она. — Тогда запиши: нету в этом доме кошек. Которые были, всех дворники выловили и сдали на мыло. У нас с этим полный порядок… А что, может, приблудилась где какая? — вдруг спохватилась паспортистка, окидывая меня подозрительным взглядом. — Это в какой квартире?
Но я поспешил заверить, что никто нигде не приблудился, и поскорее покинул домовую контору.
«Вот, значит, как обстоит дело… На мыло… Не везде еще обучают котов разным языкам и пытаются развивать межвидовые контакты… Ничего не поделаешь, — рассуждал я, шагая по улице, — придется зайти в цирк. Чтобы предпринимать что-то дальше, я должен исключить и эту возможность…»
В цирке я объявил девушке-секретарю, что мне необходимо видеть директора. Разумеется, директор был очень занят, но мой корреспондентский билет и тут сослужил добрую службу. Директор согласился принять меня.
Девушка провела меня в небольшой кабинет, и я увидел седого, взъерошенного толстяка с золотыми зубами и мрачным взглядом. Толстяк пил кофе и бранился с кем-то по телефону. Потом, не докончив разговора, он бросил трубку и вопросительно уставился на меня.
Я назвал себя и осторожно спросил, не сбежал ли вчера кто-нибудь из дрессированных животных.
— Сбежал, — ответил директор. — А что?
Я вдруг почувствовал слабость в коленях и присел на край стула. Значит, Сократ…
— Кто сбежал? — спросил я чуть слышно.
— Черная пантера. Но, к счастью, ее уже поймали и привели обратно. Так что никакой сенсации, молодой человек.
Я готов был расцеловать его. Но все-таки надо было убедиться окончательно.
— Простите, — сказал я, — а дрессированный кот наверное не сбегал у вас?
— Дрессированный… кто? — поднял брови директор.
— Кот.
Вместо ответа директор захохотал. Хохотал он раскатисто, так что зазвенела ложечка в стакане с недопитым кофе.
— Не понимаю, — заметил я. — Чему вы смеетесь?
Он замолчал и принялся вытирать побагровевшее лицо клетчатым носовым платком. Потом он громко высморкался и сказал:
— Вы оригинал. Страшный оригинал. Хо-хо-хо. Дрессированных котов не бывает.
— Как «не бывает»?
— Так, не бывает. Коты — самые глупые животные на свете. Никто не берется их дрессировать. Бесполезно. Кошек — еще можно, но только трехцветных…
— А если бы я показал вам дрессированного кота?
— Все равно бы не поверил.
— А если бы этот дрессированный кот даже умел разговаривать?
— Не поверил бы…
— Даже и поговорив с ним самим?
— Даже и в этом случае… То есть с кем это я должен поговорить?
— С котом. С котом, который говорит по-русски не хуже нас с вами.
— Слушайте, вы, — повысил голос директор. — Бросьте ваши идиотские трюки. Говорите, что вам надо, или до свидания.
— Хорошо, — сказал я. — Если у вас никто не убегал, до свиданья.
Я повернулся, чтобы уйти, но он остановил меня.
— Подождите-ка! — закричал он. — Зачем вы придумали эту штуку с котом?
— Я ничего не придумал.
— Значит, у вас есть дрессированный кот?
— Предположим.
— Есть или нет?
— Ну, есть.
— И он произносит слова?
— Целые фразы. Может даже сделать доклад о международном положении.
— Послушайте, — сказал директор, — а вы сами, молодой человек, ниоткуда не убежали?
— Ну, раз вы мне не верите…
— Конечно не верю. И все-таки, если вы покажете мне кота, которого вы научили мяукать так, что его мяуканье хотя бы отдаленно напоминает человеческую речь, я…
— Что вы сделаете?
— Что я сделаю? Ничего не сделаю… Но я сильно опасаюсь, что один из нас сошел с ума.
— До свиданья, — сказал я.
— Нет, подождите. Где этот кот?
— У меня дома.
— А, черт, была не была. Едем. Если этот кот может произнести хотя бы три слова, я возьму его. И разумеется, вас вместе с ним.
— Но позвольте…
— Нет уж, теперь вы позвольте. Едем… Об условиях потом. Если кот разговаривает, вы не будете на меня в обиде.
— Но я не думаю…
— Меня не интересует, что вы думаете. Я должен посмотреть вашего кота. Девушка, машину к подъезду.
«Пожалуй, даже лучше, если он посмотрит Сократа, — рассуждал я сам с собой, спускаясь вслед за толстяком по крутой лестнице запасного выхода. По крайней мере, проверю свои вчерашние впечатления».
Всю дорогу, пока машина медленно ползла по людным улицам центра, толстяк не давал мне покоя:
— Значит, говорит? Десять слов?… Хо-хо, подумать только!… Пятнадцать?… Ай-я-яй! Двадцать? Нет-нет, быть не может… Не верю… нет…
Когда мы подъехали к дому, лифт оказался выключенным. Это называлось «санитарный день». Мы побежали наверх по бесконечным лестницам. Я чувствовал, что у меня подгибаются колени. Наконец — площадка моей квартиры. Наружная дверь была распахнута настежь. Соседка что-то жарила на кухне, и в коридоре было полно чаду. Мы с директором ворвались в коридор и, тяжело дыша, остановились перед дверью моей комнаты. Я прислушался. За дверью все было тихо. Я принялся шарить по карманам в поисках ключа. Когда я волнуюсь, я никогда не могу сразу найти его.
Вдруг я услышал, как за дверью что-то щелкнуло. Щелчок был очень явственный. Толстяк-директор тоже слышал его. Он сразу насторожился. Я приложил ухо к двери, и директор последовал моему примеру. До нас донеслись обрывки разговора.
— Видишь, что ты натворил, нехороший мальчик, — произнес мягкий, удивительно приятный женский голос. — Счастье еще, что мы сразу нашли его. Скорее, Сократ!
— Милый мой, хороший, дорогой мой Сократ, — послышался прерывающийся детский голос. — Никогда-никогда я больше не сделаю так. Прости меня, Сократик.
