Аркадий Стругацкий - Третий глаз
Поль пожал плечами.
— Не понимаю. Вы что, кокетничаете?
— Нет, — сказал Леонид Андреевич. — Я капризничаю.
— Когда мы с Атосом писали о вас сочинение… это было очень много лет назад… мы изображали вас совсем не таким.
— А каким же? — спросил польщенный Леонид Андреевич.
— Вы были велик. У вас горели глаза…
— Всегда?
— Практически всегда.
— А когда я спал?
— В наших сочинениях вы никогда не спали. Вы вели корабль сквозь магнитные бури, сквозь бешеные атмосферы. Руки у вас были, как сталь, и вы были стремительны…
— Так я и сейчас такой! — вскричал Леонид Андреевич. — Где здесь корабль?
Он вскочил, выхватил у Поля карабин, приложился, прищурив один глаз, и закричал:
— Тра-та-та-та!..
Потом он опустил карабин и спросил:
— Ну как?
— Не то, — сказал Поль, безнадежно махнув рукой. — Интеллекта нет.
— Очень мне нужен интеллект, — обиженно сказал Леонид Андреевич.
Он снова лег в кресло и спросил:
— Я вам не мешаю?
— Нет, — сказал Поль, пряча карабин в шкаф. — Я только все удивляюсь: что вы у нас на Базе делаете?
— А вы никому не расскажете? — спросил Леонид Андреевич.
— Если не хотите, нет, не расскажу.
— Я ухаживаю, — сказал Леонид Андреевич.
Поль сел.
— Это за кем же? — спросил он. — Неужели за Ритой Сергеевной?
— А что, заметно?
— Да есть такое мнение.
— Так вот я не за ней ухаживаю, — оскорбленно сказал Леонид Андреевич. — Я ухаживаю совершенно за другой женщиной. Она уже давно улетела.
— Ага, — сказал Поль. — А вы, значит, остались на медовый месяц.
— Вы циничны, — сказал Леонид Андреевич. — Мы не поймем друг друга, расскажите мне лучше, что сегодня новенького.
— Рита Сергеевна застрелила тахорга, — сказал Поль значительно.
— Молодец. А еще?
— На вверенной мне Базе за истекшие сутки ничего не случилось, все в порядке, недостатка ни в чем не испытываем, — сказал Поль.
— А на базах, которые вам не вверены?
— Какие имеются в виду?
— Земля, например. Или, скажем, Радуга.
— На Земле тоже недостатка ни в чем не испытывают. Испытывают избыток. А на Радуге… Знаете что, Леонид Андреевич, сводки уже в типографии, через полчаса прочтете сами.
— Нет, — сказал Леонид Андреевич. — Я хочу узнать что-нибудь первым. Ведь вы же про меня сочинение писали, Поль. Расскажите мне что-нибудь особенное. Чего нет в сводках.
— Вас интересуют сплетни? — осведомился Поль.
— Очень, — сказал Леонид Андреевич.
— Жаль. Сплетен у меня нет. По Д-связи сплетен не передают. По Д-связи нынче передают черт знает что.
Леонид Андреевич сейчас же вытащил записную книжку и приготовил авторучку.
— Нет, серьезно, — продолжал Поль. — Сегодня ночью вдруг прервали передачу ядерного прогноза и выдали нам какую-то шифровку на имя Мостепаненко. Без имени адресанта. Это уже третий случай. На прошлой неделе была шифровка некоему Герострату, а на позапрошлой — Пеккелису. На мой запрос не ответили. Идиотство какое-то.
— Да, — сказал Леонид Андреевич. — Но зато интересно.
Он нарисовал в записной книжке женскую головку и написал под ней печатными буквами:
ИДИОТСТВО; ИДИОТСТВО; ИДИОТСТВО…
— Герострат… — сказал он. — Какой же это Герострат? Не тот ли? Вообще, в свете современной физической теории вполне можно предположить…
— Кто-то идет, — сказал Поль, и Леонид Андреевич замолчал.
В кабинет вбежал человек.
Леонид Андреевич не знал его, но было видно, что это человек из леса и что он взволнован, и Леонид Андреевич сел прямо и сунул записную книжку в карман.
— Связь! — сказал человек, задыхаясь. — Когда будет связь, Поль?
Он был в комбинезоне, отстегнутый капюшон болтался у него на груди на шнурке рации. От башмаков до пояса комбинезон щетинился бледно-розовыми стрелками молодых побегов, правая нога была опутана оранжевой плетью лианы, волочащейся по полу, и казалось, что это щупальце самого леса, что оно сейчас напряжется и потянет человека обратно, через коридоры, управления, вниз по эскалатору, мимо ангара и мастерских, и снова вниз по эскалатору, и через аэродром, к обрыву, к башне лифта, но не в лифт, а мимо, вниз…
— Выйди отсюда, — сердито сказал Поль.
— Ты ничего не понимаешь, — задыхаясь, сказал человек. Лицо его было в красных и белых пятнах, глаза выкачены. — Когда будет связь?
— Курода! — железным голосом сказал Поль. — Выйдите вон и приведите себя в порядок!
Курода остановился.
— Поль, — сказал он и сделал странное движение головой, словно у него чесалась шея. — Частное слово, мне срочно нужно!
Леонид Андреевич снова лег. Поль подошел к Куроде, взял его за плечи и повернул лицом к двери.
— Формалист, — сказал Курода плаксиво. — Бюрократ.
— Стой, не двигайся, — сказал Поль. — Шляпа! Дай пакет.
Курода снова сделал странное движение головой, и Леонид Андреевич увидел на его тощей подбритой шее, в самой ямочке под затылком коротенький бледно розовый побег, тоненький, острый, уже завивающийся спиралью, дрожащей, как от жадности.
— Что там, опять подхватил? — спросил Курода и полез в нагрудный карман. — Нет у меня пакета… Слушай, Поль, ты мне можешь сказать, когда будет связь?
Поль что-то делал с его шеей, что-то уминал и массировал длинными пальцами, брезгливо оскалившись и бормоча что-то неласковое.
— Стой смирно, — прикрикнул он. — Не дергайся! Ну что ты за шляпа.
— Вы поймали чешуйчатого человека? — спросил Леонид Андреевич.
— Чепуха! — сказал Курода. — Я не говорил, что эти люди были чешуйчатые… Поль, ты скоро? Это надо послать им в первую очередь! Ай!
— Все, — сказал Поль. Он отошел от Куроды и бросил что-то полуживое, корчащееся, окровавленное в диспансер. — Немедленно к врачу. Связь в семь вечера.
Лицо Куроды вытянулось.
— Попроси экстренный сеанс! — сказал он. — Ну что это такое — ждать до семи вечера?
— Хорошо, хорошо, иди, потом поговорим.
Курода неохотно пошел к двери, демонстративно волоча ноги. Розовые побеги на его комбинезоне уже увядали, сморщивались и осыпались на пол. Когда он вышел, Поль сказал:
— Обнаглели. Вы представить себе не можете, Леонид Андреевич, до чего мы все обнаглели. Никто ничего не боится. Как дома. Поиграл в садике — и к маме на коленки, прямо как есть, в земле и песочке. Мама вымоет…
— Да, обнаглели немножко, — негромко проговорил Леонид Андреевич. — Я рад, что вы это замечаете.
