Андрей Жвалевский - Те, которые
Запах… Я всегда был неравнодушен именно к ароматам. Жаль, что мне ни разу не удалось побывать в шкуре парфюмера. Ах, какие букеты я бы создавал! Но ладно, тактильные картины – тоже неплохой выбор. В каком-то смысле даже лучший, ведь до меня их никто не делал. По крайней мере, я о таком не слышал.
И вкус оказался хорош. Виноградный сок, густой и тягучий, без лишнего сахара, без видимых признаков спирта. Немного растворенная и чуть подогретая виноградина. И что-то еще, для чего есть только одно определение – «вкус хорошего коньяка». Если бы Миша еще догадался предварительно разогреть бокал…
Но, знаете, это все увертюра. Самое интересное начинается потом, когда напиток скатывается по пищеводу в желудок. Тут следует замереть и ждать. Резкое жжение говорит о подделке. Отсутствие реакции пищевода – тоже о подделке, но уже другого типа. Правильный коньяк должен разогревать внутренности медленно, но неуклонно.
Кажется, я до сих пор под воздействием «Пианино». На лирику тянет.
Я выдохнул с искренним блаженством.
– Да вы гурман, – в голосе гостя не было насмешки. – Сразу видно художника.
Миша еле слышно сопел на диване.
– Я ведь не настоящий художник, – признался я.
И вдруг вспомнил, что с момента переселения в нынешнюю оболочку я еще ни разу не потреблял алкоголь. А такой алкоголь, кажется, не потреблял никогда.
– Я знаю, – сказал Дмитрий Алексеевич. – Я внимательно изучил вашу биографию. Особенно с момента, когда она решительным образом изменилась.
Я напрягся.
– И работы ваши очень интересны.
– Вам что больше понравилось? – встрепенулся я.
Это хорошая тема, можно попытаться понять больше об этом странном человеке.
– Все, – ответил Дмитрий Алексеевич.
– Дмитрий Алексеевич, – чуть не с придыханием подсказал Миша, – скупил все, что у нас не было реализовано.
Оно, конечно, хорошо…
– И все-таки? – я грел бокал в руке.
– Под настроение, – ответил гость. – Когда хочется отдохнуть – «Эдем». Когда взбодриться – «Левиафан», посмеяться – «Варежки на рыбьем меху»… У вас очень своеобразный талант.
Все правильно. Все мои кинестетические игрушки так и действуют. «Эдем» массирует кожу головы, «Левиафан» покалывает все тело (неделю его отлаживал!), «Варежки» – портативная щекоталка пассивного типа. Но ему нравится все в равной степени. Хотя начал все-таки с отдыха… Допустим…
Я пригубил. Нет, коньяк пока не разогрелся до нужной кондиции. Для этого напитка очень много значит температура. Плохой бренди при нагревании становится отвратительным. Качественный продукт превращается в нектар.
– Дмитрий Алексеевич! – сказал я проникновенно. – Давайте к делу. Я хочу признания. Не только вашего или Михаила Леонидовича. И не только в желтой прессе. Я хочу, чтобы профессионалы признали меня своим, чтобы появились последователи…
– То есть вы хотите славы? – уточнил гость.
– Почти. Мне не нужна любая слава. Мне нужна слава в кругу людей, которые в этом что-то понимают.
– А деньги?
– На операцию. Говорят, зрение еще можно вернуть. Да и кроме операции, хотелось бы себя немного подлатать. В остальном у меня скромные запросы.
Я еще раз попробовал напиток. Уже почти температурная норма.
Воспользовавшись паузой, Миша похвастался:
– Александр Петрович замечательно готовит из очень дешевых продуктов! Хотите?
– Может быть, позже, – теперь гость говорил мягко. – Хорошо, я понял вас. Я планирую провести вашу выставку в одной очень престижной галерее. Но мне нужно гораздо больше… м-м-м… объектов. Около сотни.
Сердце ухнуло.
Все получилось очень просто. Так не бывает.
– Сколько времени вам нужно, чтобы изготовить сто тактильных картин?
Я облизал губы. Надеюсь, это не выглядело слишком пахабно.
– Полгода.
– Понятно. Тогда через три месяца – маленький вернисаж-анонс. Все, что успеете к этому сроку.
Моя рука механически поднесла бокал к губам и вылила коньяк в рот. Это меня парадоксальным образом отрезвило.
– Финансовые условия простые, – Дмитрий Алексеевич, судя по паузе, тоже отхлебнул, – я покрываю расходы, прибыль делим пополам.
И вдруг мне захотелось увидеть его, моего Мефистофеля, бога из машины, чертика из табакерки. Человека, который пришел и вот так запросто дал мне будущее. Пусть не мне – мое будущее скрыто во тьме веков, так сказать – но художнику, который чуть не погиб в этом алкаше Петровиче.
– Я хочу показать вам последнюю работу, – я поднялся, беспомощно тыча в пространство пустым бокалом.
Немедленно появилась рука Миши, которая выхватила бокал из рук.
– Принести? – спросил искусствовед.
– Я сам.
Гость ничего не сказал. Я спустился в подвал, вернулся с «Пианино» в руках, а он не произнес ни слова. Миша пытался развлечь его каким-то разговором, но получался неровный монолог. Хотя, возможно, гость отвечал кивками и мимикой.
Снова оказавшись в кресле, я принялся поглаживать «Пианино».
– Это штуковина нового типа, – сказал я. – Можно назвать ее… например, динамической кинетической картиной…
– Прошу прощения, – перебил меня Дмитрий Алексеевич, – но это сложно. Как насчет «щупалки»? Или «терки»?
Это замечание несколько сбило меня с мысли. Наверное, поэтому «Пианино» никак не начинало действовать.
– Нет, – сказал я, – я бы не хотел таких странных названий.
– Как знаете, – а вот теперь в его голосе послышалась легкая ирония.
Я, наконец, нащупал конфигурацию, которая дала эффект. Из мрака вырисовывались неясные контуры.
– Итак, – продолжил я. – Эту картину я назвал «Пианино». Чтобы оно… «зазвучало», нужно не просто прикоснуться к поверхности, а двигать по ней ладонью, продавливая поверхность в определенных точках.
«Пианино» работало, но как-то странно. Только себя я видел отчетливо, все прочее – стены, обстановка, Миша, гость – продолжали оставаться тенями и контурами с размытыми краями.
Я растерянно замолчал. Гость пришел ко мне на помощь.
– Простите, могу я попробовать?
Я безропотно протянул «Пианино». Некоторое время ничего не было слышно, кроме осторожного шуршания да Мишиного сопения. Когда он старается дышать потише, сопение выходит особенно противным.
– Чудесно, – сказал Дмитрий Алексеевич. – Не сразу удается нащупать, но потом…
– Что вы видите? – кажется, я спросил слишком резко.
Это все Миша со своим сопением!
– С открытыми глазами – не вижу, а слышу. Удивительные звуки. Не музыку, а… звуки все время меняются, предугадать невозможно, но в целом – очень гармонично… А когда закрываю глаза…
Снова пауза. Я непроизвольно подался вперед, как будто мог заглянуть в картину, которая раскрылась перед гостем.
