Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне
В это время зашипело, вспыхнул магниевый свет, все вздрогнули, Алька подпрыгнул и захохотал.
Через полминуты глаза опять привыкли к сумраку. Тогда зажглась новая надпись:
Подождите
А ещё через минуту:
Получите!
Клоун опять задрыгал ногами и поднял шляпу. Из щели под нарисованным аппаратом выскользнул на столик фотоснимок размером с открытку. Алька подхватил его, а клоуну снисходительно сказал:
– Спасибо.
На улице карточку подробно рассмотрели. И одобрили. Все получились похожие и весёлые. Только Чита всё-таки смотрел в книгу.
– Ну и ладно. Иначе это был бы не Чита, – заметила Данка и отдала снимок Яру. Он положил его во внутренний карман вельветового пиджака. При этом он заметил, что в кармане есть не то плоский бумажник, не то твёрдый конверт. Но тут же забыл.
Улица вывела на речной обрыв.
Река была широкая, с желтоватой водой, с толчеёй плотов у противоположного низкого берега. На том берегу толпились домишки слободы. За слободой тянулись луга и синели рощицы. Над ними висели светлые груды облаков.
Река плавно поворачивала, и зелёный с жёлтыми проплешинами обрыв изгибался широченной дугой. На дальнем конце изгиба Яр увидел крепость.
Это были кирпичные башни – квадратная и несколько круглых. Они стояли почти вплотную друг к другу – будто кто-то на краю громадного стола сдвинул вместе красновато-коричневые банки и коробку.
Вершины башен были неровные, с осыпавшимися зубцами.
– Странная крепость, – сказал Яр. – У нас такой не было.
Тик посмотрел на него с тревогой:
– А что? Это… плохо, да?
– Н-нет… – скрывая сожаление, отозвался Яр. – Но когда вы меня… когда я оказался у вас, то подумал сначала, что попал в свой родной город…
– Все-таки это Орехов, а не Нейск, – виновато заметила Данка.
– Да… Но непонятно, откуда столько знакомого… Даже цирк с Софией Марчес…
– Это Тик напридумывал так похоже, – сказал Алька. – Ой… – он перепуганно посмотрел на Яра.
Яр засмеялся, дотянулся, взлохматил ему и без того растрёпанную русую голову. И сказал, слегка наклонившись к Игнатику:
– Ну и молодец, что напридумывал… Двор у вас в точности такой же, в каком жил я. Мне даже показалось: вот поднимусь на второй этаж и окажусь в своей собственной комнате… И голубятня такая же… Голубей в ней не было, и мы там играли по вечерам.
– Как? – спросил Игнатик.
– По-всякому… Тоже придумывали… У нас тогда была постоянная компания: Валерка Дымов, Славик Раскатов, Димка Савченко, Юрик… фамилию не помню… и я… Девочки, правда, не было, – он покосился на Данку. – Сначала не было…
– А вас не ругали? – спросил Чита и оторвался от книги.
– За то, что не было девочки?
– Нет, за то, что пятеро, – быстро сказал Игнатик.
Яр по очереди оглядел всех. И Алька, и Тик, и Данка, и даже Чита смотрели на него с непонятным ожиданием.
– Братцы, – осторожно сказал Яр. – Я заметил непонятную вещь. У вас, по-моему, ужасно не любят число пять. Почему?
Алька сердито фыркнул. Тик быстро обвел друзей блестящими глазами и покрепче взял Яра за руку. Данка странно улыбнулась.
Чита пожал плечами:
– Это же несчастливое число. Все знают…
– Я-то не знаю. У нас такого нет, – сказал Яр. – Это что? Обычай? Примета?
– Всё на свете, – объяснил Чита. – Людям известно, что пять – это всегда не к добру. Во всех случаях жизни.
– Даже неприличным считается, если что-то пять, – сказала Данка. – Если впятером собираются, это… да никто и не собирается. Иногда только ребята, но за это попадает.
– Говорят, что хулиганство… – буркнул Алька.
– Ну… а мы сейчас тоже впятером. За это не попадёт?
– Это не впятером, – усмехнулся Чита. – Это четверо и один. Четверо ребят и взрослый. Считается, что он смотрит за детьми. Поэтому его даже в цирк пускают бесплатно.
– Ну, идём купаться-то? – жалобно спросил Алька. И шагнул к откосу. Там среди бурьяна и конопли начиналась тропинка и петлями спускалась к воде.
– Постой, Алька… Я хочу все же разобраться, почему такой обычай. Или даже закон?
– Закон? – удивилась Данка. – А откуда он возьмётся?
– Как откуда? Мало ли… Вам лучше знать. Может, от директора школы, может, от правительства…
– А откуда возьмется правительство? – сказал Чита. – Правительства были раньше, когда люди ещё воевали.
– А сейчас не воюют?
– Сейчас? – удивилась Данка. – Сумасшедшие, что ли? И без того хватает…
– Значит, по всей Земле нет войн?
– По какой земле? – сунулся Алька.
– По всему земному шару?
– А как это "земной шар"? – нерешительно спросила Данка.
– Разве планета – не шар?
– Шар, конечно, – заметил рассудительный Чита. – но при чём здесь земля?
– Разве планета называется не Земля?
– Земля – вот, – Чита колупнул ботинком траву и почву. – А планета – просто Планета. Она так и называется…
– А-га… – соображая, протянул Яр. – Ну что же… А разве других планет у Солнца не открыли?
– Давным-давно открыли, – объяснил Чита. – Альфа, Бета, Гамма, Дельта… и так далее. А наша – просто Планета. Потому что для нас она главная.
– Логично, – заметил Яр.
– Пойдемте же купаться! – отчаянно сказал Алька.
Яр его понял. Яру тоже ужасно захотелось сбежать по тропинке среди зарослей, сбросить одежду, бултыхнуться в воду. Потом свалиться на песок и, может быть, зарыться в него, в сухой и тёплый. И устроить с Тиком и Алькой возню. Вспомнить наяву берег Туры с такой же широкой желтоватой водой… Ну их, планеты. Хотя бы в этот летний день…
И все же Яр задал ещё вопрос:
– Если нет правительств, кто же управляет людьми на всей… Планете?
– А зачем ими управлять? – опять удивилась Данка. – Маленькие, что ли? Каждый и так знает, что ему делать.
– Да нет, говорят, всё же управляют, – как-то сумрачно возразил Чита.
– Мы ещё маленькие, мы это не проходили, – чуть насмешливо сказал Алька.
Игнатик заглянул Яру в лицо.
– В самом деле, пойдём купаться, Яр.
Они начали спускаться. Данка двигалась осторожно, боком. Алька, несмотря на забинтованную ногу, ускакал вперёд. Чита ухитрялся читать на спуске и ни разу не споткнулся. Игнатик не выпускал руку Яра.
4Под заросшими откосами и обрывами тянулась песчаная полоса. Кое-где на ней торчали пляжные грибки. На песке резвилось и загорало множество мальчишек и взрослых. Мальчишек, разумеется, больше. Ребята и Яр долго шли вдоль воды и наконец отыскали свободное место с гладким, почти не тронутым следами песком.
Алька торопливо задёргал пуговки рубашки. Сказал с восторгом:
