Саймон Скэрроу - Кровавые вороны Рима
– Такова солдатская служба, приятель! – прищелкнул языком Макрон. – Если она для тебя слишком тяжела, примкни к труппе актеришек или поищи счастья в другом месте.
– Ладно, идем! – Махнув рукой, Катон направился по расчищенной на строительной площадке дорожке, по обе стороны которой лежали бесконечные груды бревен, сложенные стопками кирпичи и стояли чаны для замешивания раствора.
Уже заложили фундамент для нескольких построек и возвели стены в половину человеческого роста в том месте, где вскоре должно было вырасти самое большое в провинции городское здание. Оно будет возвышаться над всей территорией, наполняя сердца местных жителей благоговейным трепетом. На строительной площадке трудилось множество народу, включая скованных цепью каторжников, которых использовали на подсобных работах. Сквозь гул голосов, визг пил и грохот камней слышались окрики надсмотрщиков.
Проходя мимо, Макрон одобрительно крякнул:
– Когда достроят, грандиозное будет сооружение.
На дальнем краю строительной площадки между лесами оставили зазор, чтобы освободить проход к находившемуся выше дому, где расположился со своими приближенными губернатор Осторий. Вход охраняли двое часовых, и Катону снова пришлось объяснять цель своего визита, после чего пришло время расплатиться с носильщиками. Он протянул руку к поясу, где висел кошелек, и стал развязывать шнурки.
– С вас один сестерций, господин. – Децимус приложил руку ко лбу, шутливо отдавая честь. – На каждого.
Брови Макрона поползли вверх.
– А не многовато просишь?
– Таковы расценки в Лондинии, благородный господин.
– Он говорит правду? – обратился Катон к часовому.
Легионер кивнул в ответ.
– Что ж, ладно. – Достав из кошелька несколько монет, он пересчитал деньги и отдал носильщикам. – Жизнь в Лондинии, похоже, обходится недешево. Можете идти… А ты, Децимус, задержись на пару слов.
Бывший легионер махнул рукой товарищам и вернулся к Катону.
– Что угодно, господин?
Катон устремил на носильщика испытывающий взгляд, стараясь рассмотреть за грязной ветхой одеждой и спутанными волосами признаки, характерные для людей, служивших в прошлом в армии. Если Децимус не солгал, его военная карьера оборвалась внезапно по вине случая. Что ж, в сражениях такое встречается на каждом шагу. Долгие годы удача не покидала Катона и Макрона во время самых тяжелых походов и жестоких боев, и до сих пор друзья отделывались легкими ранами и шрамами. Однако порой Катону казалось, что он испытывает судьбу, бросая ей открытый вызов. Рано или поздно его настигнет вражеское копье или меч, или пущенная из лука стрела, и тогда придется разделить участь Децимуса и других покалеченных воинов, которых в римской армии великое множество.
– Сколько лет ты прослужил в Британии?
Децимус в задумчивости почесал подбородок.
– Приехал я сюда пять лет назад из учебного лагеря в Гесориацуме. Служил во Втором легионе, сражался с деканглами, а затем меня вместе с отрядом отправили на усиление Четырнадцатого легиона в Глевуме. Еще два года воевал с силурами, пока не получил вот этот подарок. – Он похлопал по искалеченной ноге.
– Понятно. – Катон на мгновение задумался. – Ну и как тебе нравится жизнь портовой крысы?
– Хуже некуда, мать ее так! – носильщик торопливо оглянулся на Порцию. – Прошу прощения, госпожа.
– Лучшие пятнадцать лет своей жизни я прожила с моряком, так что оставь свои долбаные извинения при себе, – с невозмутимым видом откликнулась Порция.
Макрон с отвисшей челюстью уставился на мать – услышанная новость лишила центуриона дара речи. Однако он быстро пришел в себя, благоразумно решив сделать вид, что ничего особенного не услышал.
– А что еще остается солдату-инвалиду? – Децимус устремил на Катона вопросительный взгляд. – Мне еще повезло, получил часть выходного пособия. Его хватает на жалкое существование в здешних трущобах, но на приличную жизнь явно недостаточно.
– Согласен, – кивнул Катон. – Что ж, могу предложить непыльную работу. Правда, есть определенный риск. Если мое предложение тебя заинтересовало, приходи сюда на рассвете, поговорим.
Слова Катона удивили бывшего легионера, однако он ничего не ответил и с поклоном похромал назад к пристани.
Макрон проводил Децимуса взглядом, а когда тот скрылся из вида, обратился к другу:
– Объясни, что все это значит?
– Со времени нашего прошлого пребывания в Британии положение сильно изменилось. Разумеется, мы получим соответствующие инструкции от губернатора, но его оценка сложившейся ситуации не отразит истинного положения дел. Как всегда, последуют самоуверенные заявления и явная недооценка угрозы со стороны противника. Осторий ничем не отличается от остальных губернаторов и хочет убедить весь мир, что он успешно управляет провинцией, и эта точка зрения непременно должна найти отражение в письмах и докладах, которые мы будем посылать в Рим. Так что иногда полезно выслушать мнение простолюдинов. Кроме того, мне в лагере потребуется слуга, чтобы присматривать за вещами, и это должен быть человек, которому можно доверять.
– О каком доверии ты говоришь? – презрительно фыркнула Порция. – Как можно доверять этому бродяге? По-моему, обычный мошенник!
– Не надо делать поспешных выводов, – шутливо погрозил пальцем Катон. – Внешность обманчива, а иначе все приличные люди шарахались бы от твоего сынка.
– Они и шарахаются, – грозно рыкнул Макрон. – Если не хотят нарваться на неприятности.
– Вот негодник! – Мать шутливо шлепнула Макрона по плечу. – Да ты всего лишь котенок в тигриной шкуре, и не думай меня провести! Катон тоже видит тебя насквозь.
Лицо Макрона залила краска смущения. Он люто ненавидел разговоры, касающиеся проявления чувств, и сама мысль о том, что и его натуре не чужда некоторая сентиментальность, наполняла душу омерзением. Подобное слюнтяйство – удел поэтов, художников, артистов и иных простых смертных. Совсем иное дело воин. Настоящий солдат обязан управлять умом и чувствами и направить их на выполнение поставленной задачи. Долг превыше всего. А вот в свободное от службы время можно повеселиться на славу и пуститься во все тяжкие. Правда, не все военные одинаковы. Макрон бросил украдкой взгляд на друга. Худощавый, жилистый, на вид зеленый юнец. Впрочем, в последнее время Катон изменился. Во взгляде появилась суровость, а юношеская угловатость исчезла. Теперь каждое его движение точно рассчитано, ни одного лишнего жеста, что является отличительной чертой опытного ветерана. Но Макрон слишком хорошо знал характер друга, его беспокойный пытливый ум и страсть к трудам философов и историков, которые Катон тщательно изучал, будучи мальчиком. Да, Катон – воин совсем иного склада, и Макрон скрепя сердце признавал, что друг выгодно отличается от остальных.
