Андрей Бочаров - Я и Я (сборник)
Я проследил за его взглядом… Мистер Умник оказался прав. Мое тело медленно оседало на бетонный пол, а из дула пистолета палача вился дымок. Понимание фатальности ошибки обычно приходит вместе с концом.
Андрей Силенгинский. Уголек
Белый рыцарь первым пришел на место поединка. Коня своего, такого же белого, как развевающийся за плечами плащ, вел под уздцы – торопиться некуда. От судьбы не убежишь, да и пытаться догнать ее не стоит… Соперника пока еще не было видно, и рыцарь мог потратить время на то, чтобы осмотреться.
Хорошее место… Если уж суждено пасть в бою, пусть это случится именно здесь.
По левую руку – море: спокойное, задумчивое. Нежно-голубой цвет у берега плавно переходит в насыщенный, сочный синий на глубине. Небо словно смотрится в зеркало – белые барашки на синем фоне кажутся отражением медленно плывущих облаков.
Береговая линия причудливо изгибается, образуя что-то вроде крыльев огромной диковинной птицы, рвущейся ввысь, к солнцу.
А солнце спешит навстречу, поднимается из-за лежащего справа леса. До леса рукой подать, вскочи на коня, дай шпоры – и вот ты уже в тени великанов-деревьев. А там – лежи, снявши доспехи, закинув руки за голову и уставившись в проглядывающее сквозь листву небо, думай о светлом и радостном… Так часок полежишь – глядишь, сил прибавилось, словно заново родился.
Но не до того сейчас, недосуг траву лесную боками мять. Вот после боя оно не помешает. Если, конечно, не придется ему лежать здесь, до леса не доехав, и кровью своей песок сдабривать.
Печальная улыбка озарила лик Белого рыцаря, лучи морщин побежали от уголков серых глаз по широким скулам.
Увидел он на горизонте врага своего.
* * *Черный рыцарь, увидев стоящую вдали фигуру, спешился, похлопав вороного жеребца по взмыленной холке. Долго скакал рыцарь, торопился, хотел первым успеть к назначенному месту, да, видно, не судьба.
Теперь осмотреться, чтоб противнику преимущества малейшего не дать.
Хорошее место, замечательно подходит для того, чтобы убить извечного врага!
По правую руку – море: затихло, притаилось, как всегда бывает незадолго до бури. Опасное море, уже совсем недалеко от берега темно-синее, почти черное. Белые буруны обозначают подводные рифы – гибель для кораблей неосторожных мореходов.
На небе кучевые облака – из тех, что вмиг могут обратиться буйным ливнем.
От очертания береговой линии мороз по коже – словно исполинский рот кривится в гримасе невыносимой боли.
Любопытное солнце уже поднялось из-за деревьев посмотреть, чем закончится смертная битва, чья кровь прольется на песок. Заняло привычное место на галерке, надменно глядит вниз. Будет тебе кровь, солнце, досыта утолишь ты свою жажду зрелищ! Не этой ли кровью пропитавшись, ты обретешь на закате багряный цвет?
Лес темный, мрачный. Рыцарь поймал себя на мысли, что не может себя заставить повернуться к лесу спиной. Десяток, а то и сотня лучников могут сидеть в засаде за этими деревьями, а пока вплотную не подойдешь, ничего и не заметишь. Понятно, что никакой засады на самом деле там нет, но против инстинктов не пойдешь.
Что ж, пора. Широкое, словно высеченное из камня лицо Черного рыцаря рассекла холодная усмешка.
* * *Картина стала нечеткой, прерывистой. Симон сделал над собой усилие и открыл глаза, возвратившись в келью. Переход дался не сразу, перед взором – чистые белые стены, а сознание все еще там, на берегу неведомого моря. Пришлось потрясти головой и даже привстать на широком лежаке, опершись на локоть.
Белый пол, белый потолок, белые стены… Симон, само собой, никогда не был ни в одном другом монастыре, но знал наверняка, что таких келий, как у братьев ордена Чистой души, нигде больше нет. И вроде бы тот же аскетизм, что и подобает иметь у себя мужам, Всевышнему себя посвятившим, ан вот что цвет белый делает…
Дверь бесшумно отворилась (не жалеют братья масла на петли), и в келью мягкими шагами вступил пожилой человек в ярко-белом балахоне. Симон подумал, что, сколько ни встречал Чистых братьев – на улице ли, на базаре, – никогда не мог заметить на их одеянии ни единого пятнышка, ни следа от пыли городской. Словно секрет особый, волшебный знали братья. А впрочем, может, и знали, кто разберет? Об их ордене разговоров среди людей мало ведется.
Подивился Симон такому своевременному появлению монаха, можно было измыслить, что в стенах окошко потайное имеется, из коего за Борющимся наблюдают. Да только где в белых грубо отесанных камнях это окошко спрячешь? Можно бы спросить – и вся недолга: всем известно, что братья Чистой души ко лжи неспособны. Но Симон решил не придавать этому значения. А ежели следят, то и пусть следят, так оно даже спокойней.
– Я вижу, ты вернулся, Симон. Битва еще не началась?
Вроде бы и вопрос, но ответа не требующий. Лицо у святого брата открытое, видно, что известно ему: впереди еще битва.
– Отдохни, Симон, время у тебя пока есть, – предложил монах.
Имени его Симон знать не мог. Вот если закончится все хорошо…
– Я не устал, святой брат. Мне… – Симон облизнул пересохшие губы, – мне хотелось бы закончить все поскорей.
Монах покачал головой, без осуждения, впрочем.
– Не стоит торопиться в деле, от которого вся жизнь дальнейшая зависит. Но я понимаю тебя. Позволь мне немного поговорить с тобой, и я покину келью.
– Конечно… Я слушаю, святой брат.
Рука, опирающаяся на жесткое дерево, затекла, и Симон сел на лежаке. Так оно и разговаривать сподручней.
– Сейчас последний момент, когда ты можешь отказаться от Борьбы. Подожди, не перебивай! – заметив движение Симона, святой брат предупреждающе поднял руку. – Я знаю, что решимость твоя не поколеблена и ты по-прежнему жаждешь стать одним из нас, освободившись от всего темного в своей душе. Я буду рад назвать тебя своим братом. Но искренне советую обдумать все в последний раз. Ведь если ты проиграешь свою битву…
– Да, я все понимаю, святой брат. И если черная сторона во мне возьмет верх… Я уже написал прошение на имя его светлости. Костер… но я не боюсь.
– Зря не боишься. Ты о теле говоришь, Симон, – монах поморщился чуть заметно. – О душе подумай. Душа твоя столь черна будет, что всей силы огня очистительного едва ли достанет для ее спасения.
На лбу Борющегося выступили капельки пота. Стер он их рукавом и твердо головой помотал:
– Готов я, святой брат. Ко всему готов. Верю, что смогу победить. Вот только…
– Да, Симон?
– Не ожидал я… – Симон замешкался, не зная, как мысли свои выразить, а человек в белом уже кивал понимающе. Заметно, что не в первый раз беседы подобные ведет.