Евгений Лотош - Уст твоих бурный ветер
Юная тарсачка двенадцати или тринадцати лет учится стрелять из большого, не по росту, лука. У нее всего три стрелы, причем две явно сделаны самостоятельно: кривоватые, с грубыми каменными наконечниками, с наспех примотанным оперением. Она специально ушла подальше от кочевья, чтобы сверстницы не дразнили ее неумехой. Хилая и болезненная, она поклялась, что однажды превзойдет подруг во всем - и в стрельбе, и во владении саблей, и в скачках. Теперь каждое утро она бросает свой табун на попечение мужчин-пастухов и матери и отправляется в дюны - тренироваться. Но сегодня дело не идет на лад. Неловко спущенная тетива больно хлещет по руке, и на глазах выступают слезы боли. Потирая покрасневшую руку, девочка упорно снова и снова натягивает лук, целясь в воткнутый в ближайший бархан стебель, специально прихваченный в зарослях чертополоха.
Шорох осыпающегося песка заставляет ее вздрогнуть и схватиться за нож. Ни вазиты, ни бериуты не забираются в скудные и жестокие края на самой границе Великих Пустынь. Однако осторожность не помешает. А если ее выследили насмешливые подружки? Языкастая Зула не преминет растрезвонить, как упражняется хилячка Тара. Тогда… тогда…
На гребне бархана стоит заморенный на вид ослик с двумя тюками. Под уздцы его держит чужой мужчина, по виду - из северного Сураграша, а может, и настоящий северянин. Девочке трудно судить - она лишь раз видела купца из далеких сказочных Княжеств в сопровождении двух охранников-гуланов. Однако она напрягается еще сильнее и, напряженно сжимая нож и лук, начинает пятиться к коню. Как хорошо, что она не стала стреноживать верного Вихря… Единственная хорошая стрела с бронзовым наконечником остается лежать на песке рядом с мишенью. Стрелу жалко, но за ней можно вернуться потом.
– Ты неправильно держишь стрелу, - на тарси незнакомец говорит без малейшего акцента. Он оставляет поводья ослика и быстро спускается, почти съезжает по осыпающемуся песку. - Ты должна брать ее двумя пальцами, легко, за самое основание, а не хвататься пригоршней, словно за палку. Дай, покажу.
Незнакомец поднимает с песка хорошую стрелу, как-то сразу оказывается рядом с оторопевшей Тароной и осторожно вынимает лук у нее из руки. Встав боком к девочке, он натягивает тетиву, так, чтобы она видела его хват.
– Понятно? - спрашивает он. - Попробуй сама.
– Я… мочь… сама… - Тарона плохо говорит на общем, и связывать слова в гладкую нить ей не хочется. Она не может понять, боится ли она северянина. В голове всплывают рассказы матери о беззаконных северных землях, где каждый мужчина может безнаказанно ударить или даже осквернить женщину. Девочка отступила почти к самому коню. Один рывок - и она умчится отсюда к матери. Но что-то удерживает ее. Может, единственная настоящая стрела в руках чужака?
Северянин стоит неподвижно, протягивая ей лук.
– Возьми, - повторяет он на тарси. - И попробуй еще раз.
Тарона осторожно тянется и вынимает у него из руки лук и стрелу. Нож становится неудобно держать, и она засовывает его за пояс. В конце концов, он давно мог бы напасть на нее, если бы хотел.
– Вот так? - неуверенно спрашивает она, натягивая лук. Кожа предплечья горит от ударов тетивы, но она гонит от себя боль, стараясь удержать стрелу именно так, как показал незнакомец. Держать стрелу двумя пальцами сложнее, чем полной щепотью, но чужак натягивал лук таким естественным движением…
– Не совсем… - говорит северянин и тянется в ней. Девочка инстинктивно дергается в сторону, тетива выскальзывает из пальцев и снова бьет по больному месту. Стрела бессильно падает на дюну. На сей раз сдержать слезы не удается. Снова ухватив нож, Тарона отскакивает в сторону. Ее страхи оживают с новой силой.
– Больно? - спрашивает северянин. - Разреши взглянуть.
Он снова оказывается рядом и, не обращая внимания на нож, берет в руки предплечье девочки, поворачивая его внутренней стороной вверх. На месте удара выступили мелкие капельки крови. Северянин поцокивает языком, скидывает на землю худой заплечный мешок и начинает копаться в нем, присев на корточки. Тарона снова шагает в сторону, но уже не так быстро. В мешке поблескивают удивительные штучки, которые она не видела никогда в жизни. Заглядевшись, она пропускает момент, когда северянин начинает мазать ей руку каким-то едким составом. Кожу щиплет, но выдернуть руку девочка не успевает.
– Вот и все, - говорит чужак. - Теперь болеть перестанет. Ну-ка, давай попробуем еще раз. Кстати, меня зовут Тилос.
Тарона бездумно называет свое имя, потом спохватывается и с ужасом смотрит на пришельца. А если он демон, прислужник Назины? Узнав ее имя, он заколдует ее и унесет к себе в мрачные небесные пещеры вечно прислуживать мужчинам. Но ведь он назвал себя…
– Тара? Значит, Тарона? - переспрашивает Тилос. - Раз познакомиться. Теперь возьми стрелу двумя пальцами…
Спустя какое-то время они вместе возвращаются к табуну. Тарона уже совсем не боится незнакомца и весело болтает с ним с высоты лошадиной спины. Северянин бредет рядом, держась за повод своего ослика, и лишь изредка задает вопросы. Она успевает рассказать Тилосу все нехитрые новости кочевья, о себе, о маме, о подругах, сестрах и даже о брате, о их табуне. Завидев вдалеке свою мать, она дает шенкеля лошади и мчится к ней навстречу.
– Мама, мама! - возбужденно кричит она. - А Тилос научил меня из лука стрелять!
Мать выезжает вперед и останавливает лошадь перед северянином, небрежным движением доставая саблю. Сзади подъезжают мужчины, наставляя на пришельца копья. Рабы вдалеке сбиваются в кучу, перешептываясь на своих варварских языках и полностью забывая про стадо. Тарона делает себе зарубку - не забыть преподать им урок. Ей нравится думать, как настоящей взрослой женщине.
– Мир вам! - говорит северянин, поднимая ладони в воздух. - Многих тебе детей, мать большого племени! Пусть твоя сабля всегда пьет кровь твоих врагов.
– Мир и тебе, мужчина с севера, - настороженно откликается мать. - Чему ты учил моего ребенка?
– Я лишь показал ей нашу северную манеру стрелять из лука, - поясняет пришелец. - Меня зовут Тилос, и я посланник от северных князей. Я путешествую в здешних местах в надежде завязать новые торговые связи.
–В одиночку? - недоверчиво спрашивает мать. Впрочем, клинок она убирает. - И ты не боишься ахмузов?
– Я не боюсь ахмузов! - весело улыбается Тилос. - Но, мне кажется, здесь не самое подходящее место для разговоров, Мать Племени?
– Я не Мать Племени, - качает головой женщина, - я всего лишь простая воительница. Не пытайся льстить мне, чужак, в наших краях голос мужчины не громче шелеста ветра. Но Назина в своей неизмеримой мудрости дала северным мужчинам большие права, и не мне судить Ее решения. Я представлю тебе матери племени. Иди за мной.
