Антон Козлов - За дверью
Я заглянул в студию, над которой увидел табличку с надписью: "Добей оппонента!". Внутри я увидел трибуны со зрителями (непременный атрибут любого телевизионного шоу) и круглый подиум, где в креслах друг напротив друга сидели пожилая полная боблинка со всклокоченными седыми волосами и худой человек в строгом сером костюме. Вокруг кресел неторопливо прохаживался ведущий программы, похожий на дрессировщика, который вывел на арену своих зверушек.
Запись передачи была в самом разгаре. Боблинка произносила свою речь:
- ...Когда я слышу разглагольствования о "социальной справедливости", о "народном счастье" или о "всеобщем равенстве", то меня до глубины души оскорбляют эти засохшие отростки проклятой уравнительной морали. Их давно уже пора вырезать стальной пилой демократического сознания. Долой мертворожденные и нежизнеспособные заблуждения! Долой гнусные измышления уравнителей!
Человек в сером костюме открыл рот, как будто собирался что-то возразить, но боблинка, заметив это, заговорила быстрее, громче и напористей:
- Да вы-то уж лучше помолчите! Вы угнетали Колоссию столько лет, что теперь вам надо сидеть тихо и смирно! Вы ввергли народ в голод и нищету! Из-за воплощения в жизнь ваших кровожадных теорий миллионы погибли миллионы граждан Колоссии!
Ведущий со снисходительной улыбкой обратился к человеку в сером костюме:
- Мне кажется, что уважаемая Холерия Стародомская в пух и прах развеяла все нагромождение ваших аргументов. Найдутся ли у вас хоть какие-нибудь новые доводы?
Тот негромко произнес:
- За время правления Уравнительной церкви Колоссия из отсталой аграрной страны превратилась в ведущую индустриальную державу. Не забудьте, что нынешняя так называемая демократия не создала и не построила ничего нового. Заводы, фабрики, дома, дороги - все это создано под руководством Уравнительной церкви. Нынешние демократы проклинают и охаивают нашу организацию, но сами живут исключительно за счет накопленного нами наследства...
- Врете! - вскричала Холерия Стародомская. - Строили заводы не вы, а народ! Вы же, гнусные уравнители, паразитировали на Колоссии, а не руководили ею! Ваша тоталитарная секта давила и душила все проявления свободы и демократии! Все вы - палачи и убийцы!!!
- Спокойно, спокойно! - примиряющим тоном сказал ведущий.
Но боблинку уже трудно было остановить:
- Как я могу быть спокойной, когда рядом со мной сидит мерзкий уравнитель?! Тьфу на вас, трижды тьфу на вас, проклятый выродок, отрыжка истории, выкидыш кровавой тоталитарной секты!!!...
Внезапно послышался громкий голос:
- Стоп, камеры!
Холерия Стародомская тотчас же замолчала. На подиум быстрым шагом вышел седоватый, но молодящийся боблин. К нему подскочил ведущий и угодливо спросил:
- Что-то не так?
Боблин, не обращая на него внимания, обратился к Стародомской:
- Холерия, вы должны произносить слова более энергично, я бы даже сказал - истерично.
Та робко и заискивающе улыбнулась:
- Мне показалось, что господин банкир недоволен моими излишне резкими выражениями...
- Ничего страшного, - тихо произнес человек в сером костюме. - Мы с вами, Холерия, не первый год знаем друг друга. И не первый раз разыгрываем подобные сценки.
- Но на этот-то раз вы собираетесь баллотироваться в Государственную Мысль Колоссии. Мне, признаться, даже как-то неловко осыпать вас обычной бранью.
- Все наоборот! - воскликнул седоватый боблин. - Стратегия избирательной компании строится на стабильности и уверенности нашего кандидата, противопоставленной демократической истерии. Наши потенциальные избиратели - люди старшего возраста, по-прежнему истово исповедующие Уравнительную религию. Кроме того, в Колоссии симпатии традиционно находятся на стороне тех, кого обижают, гонят и оскорбляют. Так что, прошу вас, уважаемая Холерия, не стесняйтесь в выражениях. Работайте с максимальной отдачей!
- Хорошо! - многообещающе ухмыльнулась боблинка. - Вы, господин банкир и кандидат в депутаты, сейчас услышите о себе и об уравнителях много интересного. Только, пожалуйста, без обид!
- С нетерпением ожидаю возможности насладиться вашим всегдашним красноречием, - коротко кивнул головой человек в сером костюме. - И заверяю вас, что оплачено оно будет выше вашего обычного тарифа за участие в подобных спектаклях.
Седоватый боблин широко улыбнулся:
- Ну, раз всем ясны их роли, то продолжим съемку. Пожалуйста, Холерия, с последней фразы...
Он покинул подиум, а политические актеры и ведущий телепередачи приготовились к съемке нового дубля...
Я вышел из студии, поняв, что едва ли услышу здесь еще что-нибудь интересное или полезное для себя. Больше в студии я не заглядывал и без остановок прошел по длинному коридору Трупкинского телецентра. В конце коридора находилась широкая лестница, перед которой располагался еще один пост охраны. Наверх пропускали только тех сотрудников телецентра, которые предъявляли специальные пропуска.
Мне, разумеется, никакого документа не требовалось. Я поднялся на один этаж вверх и оказался в просторном вестибюле, от которого в четыре стороны расходились коридоры, устланные мягкими ковровыми дорожками. По ним бесшумными тенями передвигались немногочисленные люди и боблины с кожаными портфелями в руках и с чрезвычайно важными и значительными выражениями на лицах.
Я не стал обращаться за помощью и сам без особого труда отыскал кабинет под номером сто сорок семь. Деревянная дверь была заперта. Но я знал, что в кабинете в данный момент находятся три человека - один мужчина лет тридцати-тридцати пяти и две молодые женщины лет двадцати. Мужчиной, без всякого сомнения, являлся Прогнутий Проскочеев, а женщины были либо его секретаршами, либо младшими редакторами. Я пришел вовремя - Прогнутий уже перестал заниматься с женщинами тем, чем обычно занимается мужчина-руководитель со своими молодыми сотрудницами. Все трое надевали одежду, женщины приводили в порядок прически и макияж.
Я открыл дверь в кабинет и сразу же создал майю, вырвав Прогнутия Проскочеева и его любовниц из реальности. Женщины меня не интересовали, поэтому я затормозил их субъективное время. А вот восприятие Проскочеева я ускорил, чтобы уложить предстоящий разговор в несколько секунд. В майе я поместил его в центр бескрайней пылающей равнины, а себя изобразил в виде человекообразного сгустка пламени. Я рассчитывал но то, что Проскочеев придет в ужас, но его реакция оказалась какой-то вялой и почти равнодушной.
Объяснение этому я получил из первой же произнесенной Проскочеевым фразы:
- Ну вот, бабы и наркотики меня все-таки доконали...