Роберт Хайнлайн - Астронавт Джонс. Сборник научно-фантастической прозы
— Но… вы и Локейбер… Вы ведь высказали предположение, что конфликт по-прежнему есть, что Земля, в лучшей случае, предлагает передышку.
— И все же большинство людей предпочитают думать иначе. А почему бы и нет?
— Хорошо, — сказал Коффин. — Но я уверен, что многие из тех, кто сейчас находится в саркофагах, согласились бы с вами и проголосовали бы за Растум. Почему бы нам сначала не доставить их туда? Мне кажется, это было бы более справедливо. А те, кто не захочет остаться, смогут вернуться вместе с флотилией.
— Нет, — качнула головой Тереза, и ее стриженные волосы взлетели широкой волной, отсвечивая красным деревом. — Я знакома с вашим докладом о Растуме. Горстка людей не выживет там. Три тысячи и то не ахти как много. Каким бы ни было решение, оно должно относиться ко всем.
— Я боялся прийти к такому же выводу, — устало сказал Коффин, — но вижу, что это неизбежно. О’кей, но почему они не хотят хотя бы осмотреть Растум, а уж затем проголосовать? Если трусов окажется большинство, они, возможно, поймут, какую берут на себя ответственность, и примут честное решение.
— Опять же нет. И я отвечу вам почему, адмирал. Я хорошо знаю Конрада де Смета и остальных. Они хорошие люди. Вы неправы, называя их трусами. Они вполне искренне верят, что благоразумнее будет вернуться. Вероятно, еще не отдавая себе в том отчета, они чувствуют, что, если мы прилетим на Растум, общее голосование сложится не в их пользу.
Я видела фотографии, адмирал. Возможно, Растум — планета суровая и опасная, но настолько красивая, что я не могу дождаться момента, когда увижу ее наяву. Там простор, свобода, не отравленный ничем воздух. Мы вспомним там все, что нам было ненавистно на Земле; мы ужаснемся необходимости вновь погрузиться в сон; мы более трезво, чем сейчас, когда уже по горло сыты космосом, оценим ту пропасть времени, которая легла между нами и Землей, и взвесим свои шансы обнаружить там, по возвращении терпимую ситуацию.
Кроме повышенной гравитации, которая не принесет, я думаю, нам особых хлопот, пока мы не начнем заниматься тяжелым физическим трудом, никакие неудобства Растума не смогут нас испугать. В то же время неудобства космического полета и трудности жизни на Земле все еще будут живы в памяти. Многие изменят свое решение и проголосуют за то, чтобы остаться. Возможно, таких будет большинство. Де Смет это знает. Поэтому он не хочет рисковать. Он боится, что и сам попадется на удочку Растума!
Коффин задумчиво пробормотал:
— Всего несколько дней торможения — и оставшейся реактивной массы хватит только на то, чтобы вернуться назад, к Солнцу.
— Об этом Де Смет тоже знает, — сказала Тереза. — Адмирал, вы вправе принять волевое решение и настоять на нем. Человеку вашего склада это по плечу. Но, может быть, вы забыли о том, как иногда людям хочется, как многие из нас уповают на то, что кто-то или что-то придет и скажет, что делать. Решение отправиться на Растум было выстрадано. Даже подвергнувшимся жестокому гнету людям трудно расстаться с Землей. Теперь, когда есть возможность исправить прежнее решение, вернуться к безопасности и комфорту — хотя существует несомненный риск, что ко времени нашего возвращения Земля уже будет небезопасной и неудобной, — нас вынуждают снова ломать голову над этим вопросом. Это пытка, адмирал! Де Смет и его сторонники — люди в определенном смысле сильные. Они заставят нас сделать необратимое, и как можно быстрее, просто потому, что оно необратимо. Как только мы повернем назад, ситуация выйдет из-под нашего контроля, и можно будет уже ни о чем не думать.
Коффин посмотрел на девушку с удивлением:
— Но вы, кажется, абсолютно спокойны?
— Я сделала свой выбор еще на Земле, — ответила Тереза, — и не вижу причин менять решение.
— А как остальные женщины? — спросил Коффин, вновь ухватившись за спасительную неисчерпаемую тему.
— Большинство, конечно, хотят вернуться, — она сказала это с мягкостью, скрывавшей осуждение. — Они полетели только потому, что этого хотели их мужья. Женщины слишком практичны для того, чтобы их интересовала философия, научные исследования или что-либо еще, кроме их семей.
— А вы? — не без ехидства спросил Коффин.
Тереза в ответ лишь пожала плечами.
— У меня нет семьи, адмирал. В то же время что-то — возможно, чувство юмора? — всегда позволяло мне относиться к этому вполне спокойно и не делать из этого трагедии.
Затем с усмешкой она спросила:
— А вас почему волнуют наши проблемы?
— Почему? — он почувствовал, что заикается. — Почему… П-п-потому, что я несу ответственность…
— Ах, да. И к тому же вы потратили годы на пропаганду колонизации Растума. А потом вы взялись за это неблагодарное дело — командование колониальным флотом, хотя вполне могли бы заниматься своей непосредственной работой — исследованием звезд, на которые еще не ступала нога человека. Должно быть, Растум для вас — глубокий символ… Не бойтесь. Я не буду вдаваться в анализ. Я и сама полагала, что эта колония имеет огромное значение. Если человечество проворонит это шанс, у него, возможно, уже никогда не будет другого. Но это только предположение.
Почему это имеет такое большое значение для меня? Не потому ли, что затрагивает какие-то внутренние основы? Давайте смотреть фактам в лицо, адмирал. Никто из нас не равнодушен к этому вопросу. Нам необходимо, чтобы колония была основана.
Тереза сделала паузу, рассмеялась, и щеки ее слегка покраснели.
— О, боже, да я просто болтушка, не правда ли? Извините. Давайте вернемся к нашему делу.
— Я думаю, — неровным голосом сказал Коффин, — что благодаря вам я теперь понимаю, в чем тут сложность.
Тереза села и приготовилась слушать.
Коффин уперся ногой в пиллерс, чтобы поддерживать тело в наклонном положении, и начал мягко ударять кулаком правой руки в ладонь левой.
— Да, это волнующий вопрос, да поможет нам Бог, — начал он, за его словами постепенно стали вырисовываться контуры какой-то идеи. — Логика здесь совершенно бессильна.
Одни так мечтают попасть на Растум и обрести там свободу — или что еще они надеются там найти, — что за эту возможность они готовы поставить на карту свою жизнь, жизнь своих жен и детей. Другие отправились в полет неохотно, вопреки инстинкту самосохранения, и теперь, когда им кажется, что появилась возможность к отступлению, нечто такое, что может послужить для них оправданием, они будут бороться с любым, кто попытается помешать им. Да. Ужасная ситуация.
Так или иначе, в ближайшие дни необходимо принять решение. Факты скрыть не удастся. Каждый спящий будет разбужен и приведен в нормальное состояние одним из тех, кто сейчас бодрствует. Год за годом известие будет передаваться различным конгломератам звездолетчиков и колонистов. Какое бы решение ни было принято, часть из них придет в ярость от того, что это было сделано без их согласия. Нет, ярость — это еще мягко сказано. Куда бы мы ни направились — вперед или назад, — мы неминуемо нанесем удар по эмоциональной основе людей.
