Б Липов - Метагалактика 1995 № 3
— Яша!!! — Опять возмутилась Эльвирочка.
— Еще раз извиняюсь! — Бес забарахтался в памяти, пытаясь подобрать подходящее определение Баламутриному появлению и, скосив глаза на «сестренку», зачастил.
— Явилась, не запылилась и — сразу права качать! Да еще и киндера приволокла. Мой, говорит… Может и мой, да уж больно чудной. А так — ничего, шустренький акселератик, развитой… Но — я ее ничем не обнадеживал. Так, пустые слова пламенной страсти. Да ты, старче, не хуже моего знаешь, о чем говорят в постели. А проксимоцентаврянка, с дуру, и влюбилась. А теперь женить на себе хочет. До самого Сатаны добралась. Тоже, оказывается, столбовая дворянка. А Сатана и намекнул, деликатно эдак, «посоветовал» не ерепениться. Прикидываешь, положеньице?… Из огня да в полымя!
Ярило выслушал Яшин рассказ, осушил очередную кружку и задумчиво потеребил бороду.
— Как, говоришь, звать-то эту иностранку? Баламутрия?
— Ага-ага, — закивал башкой Яков. — Она самая!
— Желательно бы на ее поглядеть, побеседовать, — Ярило поднялся со скамьи и, скрипя рассохшимися половицами, зашагал по светелке.
— Да к чему тебе она? О чем беседовать-то? О том, что «бананы» и «штроксы» удобны при носке, или о том, какой макияж лучше к фиолетовым волосам?
Ярило остановился. Глаза деда, казалось, увидели нечто далекое.
— Что ты тут кобенишься, дуропляс! К твоему сведению, и на Проскиме наши. И немало. А ну-ка, покажь портрет сей девицы. Или не имеешь?
Яша, так и не понявший, к чему клонится беседа, недоуменно развел лапами.
— У меня есть. — Эльвирочка достала из сумочки яркий журнал, протянула Яриле. — И на обложке, и дальше — смотрите.
Девушка повернулась к Якову и принялась выговаривать:
— К твоему сведению, «братец», Баламутрия — просто прелесть. Я с ней очень хорошо знакома. Умная, содержательная и в каждом письме про своего любимого упоминала. Только из деликатности имя не называла. И за что она такого дурака любит? А ты с грязью хочешь смешать эту умницу!
Ярило просмотрел журнал, сверился с какими-то добытыми из сундука, книгами и, хлопнув крышкой, разогнув спину, категорично заявил:
— На ней, Яков, женишься! Понял?!
— Да я… — открыл было рот Яков.
— Все! Точка! Разговор окончен.
35— Тьфу ты, срам какой! Да рази ж это одежа? Одна видимость, вернее, невидимость, — Ярило, не обращая внимания на косящихся на него модниц, на чем свет стоит, костерил туалеты Проксимоцентаврянского Дома моделей.
Элегантная ведущая плавной походкой фланировала по сцене и комментировала товар.
— В этом сезоне женщинам всех возрастов предлагается новинка. Само собой разумеется, что для ношения подобных платьев необходимо обладать хорошими природными данными. Но и для женщин не могущих похвастаться стройными ногами и тонкой талией, у нас приготовлен сюрприз. А пока, — она протянула руку к кулисам. — Фасон под названием: «Всегда и везде твоя».
На сцену, сопровождаемые ритмичной музыкой, выступили несколько манекенщиц из сборной команды Проксимского и Адова Дома моделей.
Ярило опять занервничал и завозмущался.
— Яшка, ежели и твоя будет заголяться у всех на глазах, то, учти — такую и на дух не нужно!
Эльвирочка прыснула в кулачок.
С первого взгляда казалось, что манекенщицы не имеют на теле ничего, кроме туфелек и узеньких трусиков бикини, и лишь повнимательнее приглядевшись, Ахенэев понял, что женщины, как будто окутаны разноцветными прозрачными облачками. Материал, из которого были сотканы платья, по меткому выражению Ярилы, действительно оказался — сплошной невидимостью. На Земле Владимиру Ивановичу не приходилось сталкиваться с подобными туалетами, но по путевым очеркам побывавших в кап. странах журналистов, он знал, что, допустим, для американских модниц — «насквозьки» не внове. Журналисты, в описании такого падения нравов и вкусов у «тамошней» публики, изощрялись наперегонки, драпируя прозрачное безобразие в изящные литературные одежды.
— Володенька, я, честно говоря, от проксимских дизайнеров ожидала большего, — произнесла Эльвирочка, меланхолично постукивая карандашиком по блокноту. — Посмотрим, что-то преподнесет моя подружка. У Баламутрии развито чувство тонкого вкуса и я почти уверена, что она-то сумеет покорить новизной фасонов местных клуш. Да и, пожалуйста, утихомирь Ярилу. А то, того и гляди, начнет во всеуслышание разглагольствовать о девичьей чести, пропагандировать нравственные начала… Старик он, конечно, симпатичный, но уж больно ископаемый, что ли.
Старый бес, как подслушал, устроил повторную нахлобучку Якову.
— Так и знай, — втолковывал он. — Коли твоя девка начнет срамить бесовское племя — и тебе, и ей всыплю по первое число!
— Я-то тут при чем, дед, — отмахивался от старца Яков. — Да и какой ей смысл загуливать в неглиже?
Сорвав жидкие аплодисменты, в основном с мужской части аудитории, «насквозьки» упорхнули за кулисы.
— А сейчас, — объявила ведущая, — наш сюрприз для пожилых, полных и, к несчастью, страдающих какими-либо дефектами. Думаю, что эта модель придется им по душе.
Свет в зале постепенно насыщался малиновыми тонами. Лазеры сфокусировали в центре подиума прозрачную ультрамариновую кляксу, которая, голографически расплывшись по ковровой дорожке, родила на свет стайку ослепительно совершенных женщин. Кроме туфлей на высоком каблуке, на красотках совершенно ничего не просматривалось. Правда, каждая из них с игривой застенчивостью куталась, как в меховое манто, в свои восхитительные длинные волосы.
Выждав эффектную паузу, ведущая начала комментировать.
— Милые женщины! Сейчас вы видите туалет, надев который, любая по желанию, может стать Афродитой, Венерой, Герой, короче, любой из богинь. Я надеюсь, что мужчины простят этот маленький обман, на который приходится идти ради их же радости. Платье, совмещенное с капюшоном, являет собой искусную стереоскопическую копию той фигуры, которую предпочитает заказчица, по согласованию с супругом. Прощу убедиться в неиссякаемой фантазии наших дизайнеров, не хотелось бы, чтобы нас обвинили в фальсификации.
Ведущая хлопнула в ладони и «богини», потянув себя за волосы, содрали свои платья-фигуры.
В первый момент зал был шокирован. На сцене, вместо восхитительных красавиц, отвратительно улыбались беззубыми ртами толстухи с короткими ногами и плоские, как доски, изможденные ведьмы с искривленными позвоночниками и полуметровыми когтистыми ступнями.
Очнувшийся от потрясения зал взорвался овациями. Ярило, не смотря на то, что был ярым блюстителем патриархальной нравственности, при появлении псевдобогинь — приумолк. Теперь же, поняв, что его одурачили, завелся пуще прежнего, понося всех и вся, и не найдя поддержки восхищенной толпы, ретиво вскарабкался на сцену.
