Яна Завацкая - Ликей
— Вы бы нам еще талонов на холст выдали, а? Видите, в чем хожу, — она показала на заплаты на своем платье, — Одно у меня, починю и дальше хожу… бедные мы, видите, как бедно живем. Не хватает…
— Но вам же выдали на каждого ребенка по пять метров ткани… Этого вполне достаточно, — возразила Элина. Мария лишь беспомощно пожала плечами. Джейн почувствовала вдруг отвращение. Попрошайничество… она вспомнила женщин в складе, жадно и цепко перебирающих вещи… такие же точно, как эти дети. Да и с чего им быть другими?
Элина расстегнула свою сумочку, выложила на стол несколько пакетов концентратов, две плитки шоколада.
— Вот… возьмите.
В глазах Марии сверкнула радость. Она мгновенно прибрала куда-то подарок.
— Спасибо, спасибо, благодетели наши… спасибо! — она потянулась поцеловать Элине руку. Ликеида поспешно отодвинулась.
— Что вы, Мария… ну ладно, извините, нам пора…
Выбравшись из тьмы сеней, Джейн с наслаждением вдохнула свежий морозный воздух.
Они молча вышли из сада, двинулись вдоль улицы к машине.
— Но это же ужас, — нарушила молчание Джейн, — это нечеловеческие условия…
— Я и не спорю, — мягко сказала Элина, — Это действительно ужас… вы не видели сотой доли того, что у них творится. Все мужчины — поголовно — пьют. Бьют женщин, издеваются… вы заметили у Марии синяки на руке? Вообще побои у них считаются какой-то естественной принадлежностью жизни. Все эти дети нигде не учатся. Летом они проводят все время на улице, зимой — ходят по очереди, потому что не у всех есть валенки. Каждый год кто-нибудь в семье умирает, чаще всего дети. Вот этот мальчик, которого вы видели, тоже скоро умрет. С утра до вечера они заняты работой, особенно летом, но и зимой тоже, вы видели — прядут, ткут, шьют, мужчины что-то мастерят. Ведь они не могут эти вещи купить… Вы видите теперь, что наши Станции, с медицинской и материальной помощью, с кинокартинами — для них просто спасение.
Ликеиды молча забрались в «Ниссан» и двинулись в обратный путь.
Хотели вылететь в Петербург уже вечером — но небо, затянутое тучами, временами начинающаяся пурга не внушали особого доверия. Алексей повторил, что на «Чайке» для него такая погода никакой опасности не представляет, но Элина и Роберт уговорили их остаться…
Вечером Элина сидела в комнате Джейн, беседуя с ней о маргиналах.
— Да, я планирую начать серьезную работу в столице, — решительно говорила девушка, — я рада, что вы показали мне так много… и надеюсь на ваши дальнейшие консультации.
— Всегда рада, — откликнулась Элина. Они сидели вдвоем у горящего камина, вытянув ноги к огню. Огонь потрескивал и шипел на дровах, взметались и опадали фонтанчики искр.
— По-хорошему, это вы должны были бы занимать мое место, — призналась Джейн, — Вы должны работать в столице и организовывать помощь маргиналам по всей стране. У меня недостаточно опыта…
— Зато у вас вполне хватает знаний и энергии, дорогая, — мягко возразила Элина, — Я уже не так молода, и мне хочется все-таки покоя, — обаятельная улыбка коснулась губ женщины.
Джейн пожала плечами. Она глядела в огонь, не отрываясь.
— Скажите, — заговорила Элина после некоторой паузы, — А вот этот ваш пилот… Алексей.
Джейн вздрогнула и коротко взглянула Элине в глаза. Та настойчиво продолжила своим мягким, своеобразным голосом:
— Ведь вы неравнодушны к нему, Джейн? Простите, что я так вторгаюсь в личную сферу…
— Да, — ответила Джейн, немного невпопад, но решительно. И потом добавила.
— Он необыкновенный человек. Я не совсем понимаю его… но я действительно… — девушка умолкла.
— Да, он необычный человек, — задумчиво сказала Элина.
— Он отказался от звания ликеида… я не понимаю, почему. Хотя я говорила с его психологом. Но это ничего не прояснило. Он почему-то считает, что Ликей — это плохо. Он был уже близок к вершине карьеры, он должен был стать астронавтом… все так хорошо складывалось, и вдруг он все бросил. И теперь, — голос Джейн дрогнул, — Он женится… на простой, обычной женщине.
— Мне тоже не приходилось с таким сталкиваться, — заметила Элина.
— Я хочу спасти его! — Джейн сжала кулачки, — Я хочу сделать его воином снова…
Элина повернулась к ней и взяла запястья своими мягкими ладонями. Заглянула в глаза.
— Не обольщайтесь, Джейн. Алексей очень сильный человек, и если он принял какое-то решение, значит, у него были на то основания. Я их сама не понимаю, но вы… вы уверены, что у вас получится его переубедить?
Наутро Элина поехала провожать Джейн и Алексея в аэропорт. Она сама вела «Ниссан». Джейн лихорадочно вспоминала — что еще нужно спросить у Элины…
— Но насколько я знаю, национализм у вас все же есть? — спросила она. Элина вздохнула.
— Моя милая… он у нас еще сильнее, чем в других городах. К сожалению, мягкость и добро у этих людей часто вызывают еще большую озлобленность… На моего мужа дважды покушались. Один раз он был тяжело ранен националистами.
— Боже мой! — вырвалось у Джейн, — Я не знала…
— Ничего, это было давно… Алексей, — Элина повысила голос, так как пилот сидел сзади, — Ведь вы тоже воевали с националистами.
— Да, — отозвался летчик.
— Мне так трудно понять это, — призналась Джейн, — Почему люди ведут себя подобным образом? Почему они воюют, убивают… Ведь уже давно все ясно, казалось бы… Человечество встало на путь к Богу…
— Да, это трудно понять, — согласилась Элина, — у нас в Челябинске мощная националистическая партия… по-моему, у них уже тайные склады есть, еще немного — и начнется война.
— Мы воины, — сказала Джейн.
— Да… за прошлый месяц было одно покушение на мэра и две диверсии, одна из них — в нашей консультации… подложили бомбу, к счастью, никто не пострадал. И заметьте, даже если виновных задерживают — их лечат, конечно, какое-то время в колонии, но ведь это нельзя назвать серьезным наказанием, они этого просто не боятся.
— Но это объяснимо, — вставила Джейн, — Мы воины, а не палачи. Мы не можем их расстреливать, наказывать, сажать в тюрьмы… мы жертвуем собой и мирной жизнью, раз уж они не могут иначе. В любом случае жесткий тоталитаризм был бы гораздо хуже.
— Абсолютно с вами согласна, Джейн.
Машина затормозила у здания аэропорта. Ликеиды вышли, Алексей взял сумки — свою и Джейн, двинулись к дверям.
Джейн вдруг ощутила невероятную усталость… усталость от всего, что ей пришлось видеть. Вирджиния, Лейк-Таун, родной дом — все это виделось теперь светлым, солнечным, неизбывно дорогим и милым, потерянным… ради чего? Как можно жить в этом ужасе?