Павел Молитвин - Наследники империи
Три крылатых существа, опустив добычу, взмыли вверх, последовав, очевидно, за уроборами, принесшими Лив и Мгала, четвертое же, сделав круг над головами собравшихся на каменной террасе людей, неожиданно снова пошло на снижение и уселось на огромный деревянный насест, установленный неподалеку от пещер. Вцепилось в него когтистыми лапами, потопталось на исцарапанном бревне, хлопая перепончатыми крыльями, и северянин ахнул от удивления.
— Да их же двое! Двое, ведьмин сок. Человек и… У него не было слов, чтобы назвать крылатое существо, от которого, отстегнув ременную сбрую, отделился темнолицый мужчина, закутанный в странное меховое одеяние, оставлявшее открытыми руки и лицо. Ромбовидное тело летающей твари с маленькой ушастой головкой состояло, казалось, из опутанного мышцами скелета и производило столь отталкивающее впечатление, что Мгал невольно попятился и сделал знак, оберегающий от злых духов и всевозможной нежити.
— Что за мерзкая зверюга! Божество, сотворившее такую гадость, обладало, по-видимому, весьма своеобразным чувством юмора! — пробормотала Лив, не в силах отвести глаз от маленького страшилища.
— Мы называем их шуйрусами. И поверьте, доброта и отзывчивость этих милых существ полностью искупают недостатки, присущие их внешности. Сотворили же их не боги, а люди, отдаленные наши предки, мечтавшие парить в небесах подобно птицам, — произнес темнолицый мужчина, незаметно приблизившийся к Мгалу и Лив, пока те пялили глаза на человека в меховом одеянии, подкармливавшего перепончатокрылого летуна чем-то вкусненьким.
— Стало быть, это вы и есть Сыновья Оцулаго? — Северянин окинул незнакомца оценивающим взглядом и отметил, что оружия у него нет. Хороший признак.
— Нгайи зовут нас также уроборами — Народом Вершин, и это, пожалуй, больше соответствует истине. Однако ты весь в крови, пойдем, Омата промоет и перевяжет твои раны.
Мгал огляделся по сторонам. Какая-то сердобольная девушка накинула плащ из тонкой шерсти на плечи Лив, совершенно забывшей о своей наготе. Кто-то из мужчин заботливо поддерживал едва стоящую на подкашивающихся ногах Тарнану, а остальные помогали Очиваре выпутаться из сети, беззлобно подшучивая над дико зыркающей глазами нгайей, совершенно одуревшей от полета над Флатарагскими горами. Что ж, встретили их здесь как жданных гостей и, судя по всему, ни на цепь сажать, ни на жаркое пускать не собираются, подумал северянин и двинулся вслед за предложившим ему помощь незнакомцем ко входу в пещеру. Он так и не успел рассмотреть этих людей как следует, но чем-то они напомнили ему файголитов, и это вселило в его сердце надежду, что ни кровопролитием, ни жертвоприношением окрестности этого дивного озера в ближайшее время осквернены не будут.
Золотая раковина, возведенная некогда Шак-Фарфаганом для своего старшего сына Хависата, обликом и планировкой разительно отличалась от всех прочих дворцов, святилищ и домов высокородных, испокон веку строившихся в форме трехступенчатых пирамид, в центре которых устраивался световой колодец, освещавший квадратный внутренний двор. Шак-Фарфаган имел полторы дюжины жен, полсотни наложниц и несчетное число рабынь для наслаждений. Первое время изумительная плодовитость их несказанно радовала Повелителя, но по прошествии лет он стал, и не без основания, опасаться за жизнь Хависата, ибо каждая подарившая ему сына женщина полагала, что именно ее чадо должно унаследовать трон отца. По словам Шак-Фарфагана, они превратили Большой императорский дворец в гнездо ядовитых змей, денно и нощно алчущих вонзить зубы в своего господина и его наследника. Жизнь любвеобильного Повелителя превратилась в сплошной кошмар, и на закате дней он завещал потомкам своим, воссевшим на трон Эйтеранов, ограничиваться единственной женой, а сыновей, родившихся от наложниц и рабынь, считать основателями новых кланов высокородных, но никак не собственными детьми. Шак-Фарфаган, пережив множество покушений и заговоров, подробно описанных в поэме «Хивараостам» — «Блистающий разумом в благоуханном саду коварных цветов», умер в глубокой старости, что, безусловно, свидетельствовало о его предусмотрительности, рукотворным памятником которой явилась Золотая раковина, сохранившая империи многих наследников престола, чему в немалой степени способствовала архитектура дворца яр-данов.
Золотая раковина представляла собой сильно сплюснутый куб, стены которого прорезали узкие зарешеченные оконца, исключавшие всякую возможность проникнуть во дворец иначе, чем через два тщательно охраняемых входа. Мрачная и неприступная на вид, изнутри Золотая раковина поражала великолепием. В квадратном внутреннем дворике был устроен бассейн с фонтаном, вокруг него росли карликовые пальмы, но самое восхитительное заключалось в том, что двор этот продолжался на террасах, образованных плоскими крышами первого, второго и третьего этажей дворца, ступенями поднимавшихся к наружным стенам и связанных между собой открытыми беломраморными лестницами. Изящные арки и колоннады, многочисленные скульптуры, цветники и лужайки с ухоженной травой и аккуратно подрезанными кустиками производили незабываемое впечатление на гостей Золотой раковины, и высокородные не упускали малейшей возможности посетить дворец яр-данов, по праву считавшийся чудом совершенства. Разумеется, Большой дворец Повелителя империи, в котором росла и воспитывалась ай-дана, превосходил Золотую раковину размерами и богатством убранства, но, по мнению ценителей прекрасного, отличался от нее так же, как тяжелый слиток золота от сделанного искусным ювелиром колечка, радующего глаз и удобно сидящего на пальце.
Ярунд Уагадар умел наслаждаться произведениями искусства и к тому же, подобно многим другим приглашенным Баржурмалом на пир гостям, попал в Золотую раковину первый раз в жизни, хотя ему давно уже перевалило за сорок. По издавна заведенной традиции празднества здесь устраивались лишь по случаю событий совершенно исключительных, и весьма немногие высокородные, не входившие в число друзей или наставников яр-дана, могли похвастаться тем, что переступали порог этого дворца. Однако на пир, устроенный Баржурмалом, были приглашены едва ли не все знатные семейства столицы, равно как и ярунды во главе с Хранителем веры. Базурут, Тимилата и кое-кто из наиболее ярых сторонников их, успевших так или иначе досадить яр-дану, от посещения Золотой раковины уклонились, сославшись на нездоровье, скверное расположение звезд и прочие уважительные причины, опасаясь, как бы Баржурмал не воспользовался удобным случаем, дабы свести счеты с прогневавшими его людьми, что было бы вполне в духе императорского двора. В связи с этим Уагадар удостоился ныне великой чести представлять Хранителя веры и встречен был соответствующим образом. То есть соответствующим этикету, но никак не тем чувствам, которые испытывал яр-дан к Хранителю веры, мысленно уточнил толстый жрец, останавливаясь перед большой, изваянной из нефрита лягушкой, задумчиво сидевшей на серых каменных плитах, которыми вымощен был пол второй открытой террасы, являвшейся в то же время крышей выступающей части второго этажа.
