Владислав Крапивин - Кораблики, или Помоги мне в пути
— Бог простит, — сказал тот одними губами. — А смотреть, как Питвик стреляет, все-таки не надо…
У меня внутри словно колыхалась тяжелая вода, у самого горла. Такое вот волнение… Не страх, не тревога, а ожидание неизбежного.
Никто не попался навстречу. Мы прошли недалеко от хибары Китайца, рядом с ней тоже никого не было.
Опять потянулся узкий проход — с одной стороны кирпичные развалины пакгауза, с другой — глухая бетонная стена с остатками проволоки наверху. И тропинка среди высокой сурепки.
Тропинка вывела на берег. На свободный травянистый пятачок, загороженный со всех сторон. Слева — вытащенная на сушу баржа, справа — груда вагонеток и штабель гнилых ящиков. Из-под них тянулись и сворачивали к берегу ржавые рельсы узкоколейки. Выходили на решетчатый мосток. Он был с покатым наклоном и обрывался над водой. У въезда на мосток стояла на рельсах грузовая тележка с поручнями.
На тележке в скорченной позе, обхватив одной рукой поднятое к подбородку колено, сидел Феликс Антуан Полоз.
Несколько мальчишек, разных, но чем-то одинаково похожих на Чижа (выражением лиц, может быть?), стояли цепочкой. Спиной к Полозу. Оборванные, невозмутимые. На нас взглянули без удивления.
Чиж сказал все так же сипловато, глухо:
— Все, робины. Идите…
Они молча пошли мимо нас — в проход за нашими спинами. Шагая мимо отца Венедикта, каждый шепотом говорил «здравствуйте».
Мы подошли ближе к Полозу. И я понял, почему он не может бежать. Его правая кисть была прикована к поручню тележки черным металлическим наручником.
2Тихо-тихо было. Только стрекозы шуршали крыльями. Под низким солнцем светились в сорняках мелкие желтые цветы. Блестело битое стекло. Голубела в узкой Овражной бухте вода, на том берегу курчавились заросли заброшенного сада. Чирикнул воробей, сел на поручень рядом с Полозом. Хорошо ему было, воробью. А Полозу плохо…
Но он держался спокойно. Узкое складчатое лицо его — без парика, с темной стрижкой ежиком — казалось чересчур длинным. И была на нем смесь пренебрежения и скуки.
Полоз проговорил негромко:
— Ну вот и явились. Вся компания…
— Как вы его изловили? — спросил отец Венедикт у Чижа. Тот, глядя в землю, сказал с покашливанием:
— Выследили… Он думал, что здесь искать не станут, затеряется. Полиция и не искала. Но мы знали…
— Ловкие мальчики, — снисходительно заметил Полоз. — Я не учел… Даже кандалы раздобыли.
— Добра-то… — выдохнул Чиж. И кашлянул опять.
— Ключик от кандалов у тебя? — спросил отец Венедикт. — Дай-ка мне…
Чиж глянул быстро, колюче:
— Но вы с него не снимайте! Уйдет!
— С живого не сниму, — тихо сказал отец Венедикт. И сунул ключик в складки рясы.
Полоз принужденно улыбнулся:
— Все же пришлось присутствовать на казни, святой отец…
— Не на той, на какой тебе хотелось, — отозвался отец Венедикт. — Да и не казнь это, а… уборка нечистот.
— А вот это вы зря, — серьезно возразил он. — Всегда следует уважать противника… По крайней мере настолько, чтобы выслушать его перед концом… А вы, господин Вику-лов, согласны со мной? — Он опустил ногу, сел удобнее, наклонил набок голову.
Страха в его глазах не было.
Но и у меня не было. Прежняя тяжесть растаяла. Осталось лишь досадливое нетерпение, с которым обычно хочется вытащить засевшую занозу. Будет неприятно сперва, но потом — облегчение. Надо только прижечь ранку, чтобы не осталось заразы. Я прижгу ее с сознанием, что уничтоженный мною Полоз больше никогда никому не принесет вреда.
Я вынул пистолет, сдвинул до конца ползунок регулятора мощности и муфту фокусировки. Теперь можно было уложить наповал мамонта.
Полоз наблюдал молча.
— Шли бы вы отсюда, ребята, — сказал отец Венедикт. Но Чиж не двинулся — стоял, расставив ноги и глядя на свои разбитые башмаки. А Петька плечом прижался к моему левому боку.
Полоз сел поудобнее. Смотрел на меня не отрываясь. Он был в мятых брюках, в старых туфлях на босу ногу и в засаленной клетчатой рубахе. И правда будто житель Пристаней. Но это был Полоз. Он смотрел мне прямо в глаза. Змеиными своими зрачками.
— Бесполезно, — сказал я. — Ты хороший гипнотизер, но сейчас не уйдешь. — И поднял пистолет. Петька прижался ко мне плотнее.
Полоз бархатно так, сочувственно проговорил:
— Надо ли стрелять, Питвик? Выбейте полено из-под колеса, и делу конец…
И правда, этого хватило бы! Мосток с рельсами уходил к воде наклонно, тележку сдерживал только сунутый под колесо деревянный брусок. Выдернуть — и тяжелая тележка, набирая скорость, покатит к отвесу. А глубина здесь — сразу. Бывший овраг…
— Нет, — сказал я. — Лишняя гарантия не помешает. Ты слишком изворотлив.
— Ну стреляй, — согласился он с коротким зевком. — А ты когда-нибудь убивал людей? Не боишься взять грех на душу?
— А ты не человек. Ты воплощенная гнусность. Садист и некрофильская дрянь! Тебе мало было мучить отдельных пацанов, захотелось государственного масштаба… Откуда столько ненависти в одном… в одной оболочке? Что за дикий вывих природы?
Признаться, он своими зрачками все же тормозил меня. Я ощущал, что растет неуверенность. И тогда представил огненный шар над черным пароходом и взлетающие в горячий воздух ребячьи тела. А еще — как у кладбищенского забора вжимается в травку Сивка-Бурка: «Дядечка, не надо!» Тряхнул головой, двумя руками поднял «ПП». Петька у меня под боком сжался.
— Подожди, — громко сказал Полоз. — Минуту! Я хочу справедливости. Хочу, чтобы ты знал… Откуда ты взял, что у меня была ненависть? Я любил детей! Да! Любил их как раз за страдания, которые через меня посылала им судьба. За то, что этими страданиями они искупают грехи мира. За то, что вносят в мир гармонию, уравновешивая своей болью счастье других. Ибо изначально Вселенная построена на равновесии добра и зла… Я ведь уже объяснял тебе это однажды…
— Когда?!
— Недавно. Ночью…
— Значит, это был не сон?
Он мелко засмеялся, складки его лица затряслись. Худое тело — тоже…
— Межпространственник… Так и не понял, что такое сон и где граница…
— Ладно, как-нибудь разберусь. А сейчас, уж не обессудь, я нарушу гармонию и равновесие между добром и злом. — И я снова поднял «ПП».
— Еще секундочку… Послушайте, господин Викулов. А вы всерьез уверены, что имеете право осудить меня на смерть?.. Да нет, я не о юридическом праве! Вы точно уверены, что сами лучше меня?
