Уолтер Йон Уильямс - «Если», 2002 № 07
Правда, потом Булгаков сам признавал, что финал повести неудачен. Но слово было сказано.
И если вы ожидаете какого-то парадоксального решения, веселой или трагической авторской находки, я должен предупредить: вы ее не дождетесь.
В жизни все бывает проще.
В тот самый день, когда нашествие единоплеменников на Россию было в полном разгаре, профессор Минц стоял в хвосте длинной очереди за молоком. Ведь магазины Гусляра, как вы сами понимаете, не справлялись, и в городе начались случаи нападения на огороды, хотя до дистрофии дело пока не дошло.
Минц в те дни, не обращая внимания на прибавление числа жителей в городе, занимался уже другой, вполне специальной математической проблемой, когда к нему, протиснувшись по улице, наполненной народом, приблизился Миша Стендаль.
— Лев Христофорович, — сказал он. — Народ в ужасе. Из Москвы идут факсы. Что будем делать?
— Я сделал все, что положено сделать патриоту, — отрезал Минц.
— Потерянные соотечественники возвратились. Теперь дайте им смысл новой жизни, а то уедут.
— Как так уедут? — всполошился Стендаль. — Я ведь завтра в кино иду с Алиной.
— А этот боксер?
— Алина подает на развод, чтоб соединить свою судьбу с моей, — сообщил Миша. — Она уже провела последнюю ночь у моего небольшого телескопа.
— Ничего не выйдет, — сказал Минц. — Разве вы не знаете, что жизненный цикл у всей колонии популяции вируса — сорок дней. А потом ощ исчезает. Полностью.
— И что же?
— А то, что у тебя четыре дня, чтобы завоевать сердце твоей Алины!
Совершенно неожиданно, утром в пятницу, миллионы вернувшихся на родину граждан пробудились от сна и наваждения.
Они посмотрели вокруг и на окружающих.
Они сказали себе и окружающим:
— А какого черта я здесь делаю, если мой бизнес в Детройте без меня погиб, а на мое место в вертепе Лас-Вегаса уже взяли Ханку из Катовиц!
И все эти люди, за малым исключением, ринулись к автобусной станции. Но тут же выяснилось, что все они в знак примирения с Россией порвали в клочья свои американские паспорта и внесли свои наличные доллары в Фонд защиты матерей-одиночек.
Несчастные эмигранты стояли толпами на автобусной остановке. Многие рыдали. А коренные жители Гусляра, которые туда-сюда через океан шастают, стояли вокруг и не сочувствовали.
— Допрыгались, — с добрыми улыбками говорили они.
— Ни себе, ни людям…
— Привет звездно-полосатому флагу!
И прочие фразы.
В этот момент мимо проходил Ходжа Эскалибур. А может, он проходил не случайно.
Он остановился у края толпы, от которой исходило напряженное гудение голосов, и стал смотреть на людей любовно, как и положено основателю секты.
— Домой хотите? — спросил он.
— Разве не видишь? — послышался в ответ общий крик.
— Значит так, — сказал прорицатель, — желающие улететь бесплатно в Соединенные Штаты сдают мне по бранзулетке соответствующей стоимости.
И оказалось, что у каждого нашлось что-то ценное.
Помощницы Ходжи Эскалибура стояли за ним и собирали подношения в корзины.
Во всех других российских городах, где скопились эмигранты, голограммы Ходжи Эскалибура повторяли его слова и жесты.
Ровно в двенадцать часов Ходжа Эскалибур взмахнул руками, и все наши американцы превратились в больших морских птиц типа альбатрос.
Ходжа махнул им, и птицы косяками, стаями, а то и полчищами поднялись в небо и взяли курс на Запад.
А в это время Гаврилов с товарищами возвращались с неудачной утренней охоты.
Шум сотен тысяч крыльев, как ураган, несся над ними.
— Гуси! — закричал Гаврилов и принялся было палить по птицам.
К счастью, Ходжа издали увидел, как он поднимает ружье, и навел на него временную слепоту.
Американцы улетели. Без потерь.
Минц этого почти не заметил, потому что был углублен в новую проблему.
«Почти» не означает «совсем».
Все же Минц спросил у Корнелия:
— Куда же все американцы делись?
— Их Ходжа в птиц превратил, — сказал Удалов.
— Ну вот, — рассердился Минц. — Это же совершенно антинаучно. А потому импоссибль! Гнать таких жуликов!
Ходжа Эскалибур все слышал и загадочно улыбался.
Пока неизвестно, волшебник он или инопланетянин. А может, и то, и другое. Но людей любит и человечеству помогает. □
Вячеслав Сухнев
ЛЕТОПИСЬ ПИМЕНОВА
В лето от Рождества Христова 2013.
В начале года явилась Комета великая, весьма зловидна. (Принужден сменить носитель информации. И стародавним способом ручкой по бумаге водить… Господь наказал — за неусердие и к мирским соблазнам слабость. Намедни два дня в интернете Джойса читал, и оттого вполз в мой компьютер Вирус, рекомый Саддам. А дьявольское сие отродье, не к ночи будет помянуто, настолько свирепо, что жрет не токмо информацию, но и самое блок. Придется коленопреклоненно просить жестоковыйного отца Мефодия, кастеляна нашего, прикупить к моему ноутбуку новый диск. А отбиться от того Вируса Саддама можно токмо постом и молитвою. И творя молитву, аз, грешный инок Пименов, иду далее, пером и долгом влекомый.)
В лето от Рождества Христова 2013. В начале года явилась Комета великая, весьма страшна и зловидна.
И приглашенный в «Добрый вечер» некий юродивый Провидец, а когда-то в миру думский депутат Щенков, предрек от Кометы великое нестроение в державе российской — мор, глад, аварии на ядерных станциях и новый виток сексуальной революции. А по первому каналу совсем иное рекли. Дряхлый летами академик Великов, горевестник чернобыльский, бия себя в перси, клялся, что вовсе не Комета нарушила покой Божьего чертога и что новоявленная сия звезда — суть взорвавшаяся космическая Станция «Иван Калита», запущенная по повелению Президента и с благословения Патриарха нашего (молю Господа о здравии обоих!).
А пускали Станцию на паях с Американцами, дабы те скостили долг по кредиту. А у них, Американцев, известно, каково чтут технику безопасности. Никак, стало быть, не чтут. И прилетел, по словам Великова, ихний американский космонавт на Станцию, по смене в караул заступать. И закурил сигару гаванскую в переходном модуле, не дождавшись, пока его закончат кислородом продувать. Станция возьми и взорвись…
Аз, тля Господня и выпускник физмата, больше верю не юродивому депутату, а юродивому академику. Жалко, конечно, «Ивана Калиту», на которого столько ума и сил положили людишки с завода «Москвич». И космонавта жалко — хоть и схизматик, а все ж Божья тварь. Зато долг Американцы, надо полагать, теперь совсем скостят.