Майк Резник - «Если», 2002 № 04
Роджер Чекерфилд был самым милым, самым добрым отпрыском аристократического семейства из тех, кому Луин имел удовольствие служить. Номинально он считался одним из младших руководителей большой транснациональной корпорации, но насколько было известно Луину, получал ежемесячный чек просто за то, что слонялся на своей яхте от острова к острову. Такая жизнь, похоже, весьма устраивала и леди Финсбери, хотя она была в десять раз умнее Роджера и к тому же отличалась классически холодноватой красотой.
Потом, одним мирным днем, когда Луин ликвидировал последствия новогодней вечеринки, длившейся почти неделю, раздался телефонный звонок из Лондона с требованием немедленно позвать Роджера по срочному делу. Роджер, пошатываясь, вылез из стоявшего на палубе кресла и удалился в каюту. Четверть часа спустя он выбрался оттуда белый, как простыня, немедленно направился к бару и налил себе чистого виски. Опрокинув стакан одним глотком, как воду, он без всяких объяснений приказал изменить курс.
За этим последовал разговор с леди Финсбери — вернее, не разговор, а скандал, причем обе стороны шипели друг на друга, словно змеи, а вся команда старалась не слушать, тем более что иногда в голосе Роджера слышались умоляющие нотки. Кончилось тем, что леди Финсбери заперлась в каюте и до конца плавания оттуда не показывалась.
Той ночью они встали на якорь у острова Кромвеля, и Луин даже не спросил, что понадобилось там хозяевам. Зато видел красный свет, мигавший на плоской песчаной косе. Роджер взял шлюпку и отправился на берег один, а когда вернулся, на борт взошла хорошенькая темнокожая девушка Сара с аккуратным свертком в руках…
Кроме ребенка она привезла документы, которые пришлось подписать Луину и остальным членам команды. Документы удостоверяли, что крохотный Алек Уильям Сент-Джеймс Торн Чекерфилд является графом, сыном леди Финсбери, рожденным прямо в море, на этой самой яхте.
Свидетели получили щедрое вознаграждение.
Леди Финсбери взяла младенца на руки единственный раз в жизни — на обязательной церемонии, когда счастливые родители объявили о появлении на свет наследника рода. После этого леди даже не взглянула на ребенка. Роджер с тех пор стал пить не только вечерами, но и по утрам. Леди Финсбери подала на развод, когда Алеку исполнилось четыре года. Роджер отвез мальчика в лондонский особняк, нанял слуг и умудрился оставаться трезвым целую неделю, прежде чем тихо исчезнуть с горизонта, раз и навсегда. И ни слова объяснения, если не считать бессвязных невразумительных и покаянных намеков на то, что Алек не такой, как все, и никто не должен ничего знать.
«Что значит, не такой, будь оно все проклято?!» То, что парень — маленький гений во всем, что касается цифр, что он способен переделать любой прибор, даже из тех, что, по идее, должны быть недоступны для детских умов (и сколько же денег Роджера ушло на то, чтобы заткнуть чужие рты), что он сумел перепрограммировать все домашние системы, включая охранную, — всего этого еще недостаточно, чтобы упрятать мальчика в больницу. Это можно объяснить причудами акселерации.
— Но что, если «ненормальность» Алека — совсем другого рода? — мучительно размышлял Луин, уже не впервые задаваясь вопросом, на чем именно загребала свои миллионы транснациональная корпорация Роджера.
Он вдруг осознал, что Алек жалобно смотрит на него, не слушая заключительного аккорда прочувствованной речи экзаменатора. Но едва Луин встретился глазами со своим подопечным, глаза Алека просияли. Мальчик подмигнул и приветственно поднял вверх большие пальцы. Луин невольно улыбнулся.
— …никакого неравенства. Ни малейшей несправедливости. Одно из достижений в этом несовершенном мире: все обязаны принимать участие, всем дано пользоваться благами, созданными нацией.
— «Твидл-ду, твидл-дам, — думал Алек, присоединяясь к общим вежливым аплодисментам, — и так далее, и тому подобное, бу-бу-бу…»
Экзаменатор нажал кнопку, и с двухсот семидесяти трех панелей в величественном унисоне поднялись двести семьдесят три экрана. Двести семьдесят три десятилетних бедняги дружно пожалели, что не находятся в эту минуту на другом краю света. Фрэнки Чаттертон молча давился рыданиями.
— Помни, что я сказал, — шепнул Алек. — Все будет о’кей.
Фрэнки громко сглотнул и закивал. Алек обратил взгляд на экран и надел наушники.
На экране возникло изображение поляны золотистых нарциссов, слегка раскачивающихся под ветром. Послышалась нежная успокаивающая музыка, и голос диктора проворковал:
— Доброе утро, дорогой. Надеюсь, ты прекрасно себя чувствуешь. Я собираюсь рассказать тебе историю, и, что самое интересное, в этой истории главный герой — ты! Все решения придется принимать тебе одному. Ты готов? Тогда коснись желтой улыбающейся рожицы. Если же почему-то не готов, коснись голубого нахмуренного лица.
Алек брезгливо поморщился и высунул язык. Что за идиотское сюсюканье!
Он нетерпеливо ткнул пальцем в желтую рожицу, и вместо нее возникла картинка, выполненная нарочито примитивно, в стиле детского рисунка: ряд разноцветных домиков. Дверь одного открылась, и оттуда появилась маленькая фигурка «ручки-ножки-огуречик».
— Видишь: это ты! — воодушевленно поведал голос. — Собрался навестить своего приятеля.
Фигурка поковыляла к следующему дому и нажала звонок. Дверь отворилась, и фигурка нырнула внутрь. Воображаемая камера последовала за ним, сцена изменилась. Теперь на экране проявился такой же неуклюжий рисунок гостиной. Первый человечек смотрел на второго, точную его копию, сидевшего на диване. Круглое лицо хозяина было выпачкано чем-то коричневым; в руке он держал большой комок непонятного происхождения.
— Ты входишь в комнату, и — о Боже! Фу! Кто-то дал твоему другу сладости! Он ест шоколад! С настоящим сахаром! Теперь мы подошли к той части истории, где тебе самому придется решать, что будет дальше. Что ты сделаешь? У тебя на выбор три ответа…
На экран выплыла большая красная буква «А», и голос продолжал:
— Ты говоришь своему другу, что он не должен есть эту гадость! Он обещает, что больше такого не повторится. Ты помогаешь ему выбросить шоколад, вымыть лицо и руки, чтобы никто ни о чем не догадался.
Или лучше поступить так?
На экране проступила большая синяя буква «Б».
— Этот шоколад кажется тебе очень аппетитным на вкус. Твой друг предлагает поделиться с тобой, если никому не скажешь о том, что видел. Вы лакомитесь шоколадом, а потом идете играть.
А может, ты выберешь третий ответ?
Буква «Б» сменилось желтой «В».
