Пол Андерсон - Выбор смерти
Главная дорога была грунтовой, грязной и изрытой глубокими колеями. Никакого транспорта на ней не было видно. Над Северной Ютландией все еще витал призрак прошлогоднего восстания, подавленного пушками Йоханна Рантзау.
В голых ветвях деревьев завывал ветер.
Полдюжины воинов стояло на страже у главного входа. Это были германские ландскнехты в перепачканных голубых мундирах, рукава которых раздувались вокруг лат. За плечами у них висели двуручные мечи пяти футов длиной. Две алебарды со звоном преградили путникам дорогу, третья оказалась нацеленной Локриджу в грудь.
— Halt! — рявкнул начальник караула. — Wer gehts da?[2]
Американец облизал пересохшие губы. Наемники выглядели не слишком внушительно. Они были ниже его на несколько дюймов, как и большинство людей в этот век постоянного недоедания, — в его время, или в эпоху Аури, такого не было, — их лица под высокими шлемами были изрыты оспой. Тем не менее убить его они могли запросто.
Легенда у Локриджа была подготовлена.
— Я английский купец, путешествую со своей женой, — сказал он на их родном языке. — Наше судно потерпело крушение у западного берега. — Берег этот был настолько пустынным — там, где он его видел, — что Локридж был уверен, что никто не уличит его во лжи. По сведениям, полученным от диаглоссы, кораблекрушения были далеко не редкостью. — Мы добрались досюда сушей, — закончил он.
Сержант смотрел недоверчиво, его люди напряглись.
— В это время года? И только вы двое спаслись?
— Нет-нет, все добрались до берега целыми и невредимыми, — ответил Локридж. — Корабль сидит на мели, он получил повреждения, но не развалился. — Хоть ему и много пришлось путешествовать, но морским волком, безусловно, он не был. — Капитан решил остаться там с командой, чтобы не разграбили товары. А поскольку у меня в Виборге неотложные дела, я предложил сообщить об аварии и попросить помощи. — Локридж знал, что для того, чтоб добраться дотуда и выяснить, что он все наврал, понадобится как минимум три дня, и столько же на дорогу обратно. К тому времени его здесь уже не будет.
— Значит, ты англичанин, да? — Маленькие глазки сержанта еще сузились. — Никогда не слыхал англичанина, который говорит так, будто родился в Мекленбурге.
Локридж мысленно выругался. Надо было постараться обойтись тем немногим из немецкого, что осталось в его памяти от колледжа, и не поддаваться соблазну использовать устройство в его ухе.
— Но так оно и есть, — постарался он поправить положение. — Мой отец много лет был там комиссионером. Поверьте, я вполне порядочный человек. — Он сунул руку в кошель, достал пару золотых ноблей и многозначительно позвенел ими. — Видите, я могу позволить себе предложить достойным людям выпить за мое здоровье.
— Фридрих! Позови юнкера! — гаркнул сержант.
Один из ландскнехтов побежал через напоминавшие туннель ворота. Древко его копья стучало по булыжникам. Локридж попятился.
— Стой, где стоишь, чужеземец! — Стальное острие едва не коснулось его.
Аури схватила Локриджа за руку. Сержант подкрутил усы.
— Какая это, к черту, жена богатого купца? — нашел он, к чему еще придраться. — Загорелая, как любая крепостная девка. — Он вытер нос тыльной стороной ладони и задумался. — Кто же вы все-таки?
Локридж заметил, как страх в глазах Аури уступил место другому чувству, прежде ей незнакомому, — смущению, вызванному тем, как пялились на нее ландскнехты. Будь у него в руке пистолет…
— Эй вы! — рявкнул он. — Ведите себя прилично, не то вас высекут.
Сержант захихикал:
— Или ты будешь болтаться на виселице — с той стороны города. Шпион! Вороны будут тебе рады. Тех крестьян, что мы для них повесили, они уж давно склевали до косточек.
Локриджу стало душно. Он не ожидал неприятностей. Что-то вышло не так.
Взгляд его блуждал по сторонам, он пытался найти выход из трудной ситуации, но выхода не было. Тлели запальные фитили аркебуз; невдалеке он услышал цокот железных подков.
Показался всадник в легких доспехах. На его лице застыло выражение надменности. «Должно быть, это один из датских аристократов, — подумал Локридж, — которым подчиняется эта страна, этот иностранный гарнизон среди их собственного народа». Немцы неуклюже отдали честь.
— Это юнкер Эрик Ульфельд, — объявил сержант. — Расскажи ему свою сказку.
Приподнялись светлые брови.
— Что ты можешь сказать? — произнес Ульфельд, тоже по-немецки.
Локридж назвал свое настоящее имя — почему бы и нет? — и повторил свою историю, добавив некоторые подробности. Ульфельд погладил подбородок — чисто выбритый, по понятиям этого времени с существующими в нем бритвенными принадлежностями: ладонь юнкера прошлась словно по наждачной бумаге.
— Какие у тебя есть доказательства?
— Документов никаких нет, милорд, — ответил Локридж. Пот из подмышек стекал по его бокам. Всадник возвышался над ним горой на мутном фоне облаков; солнечные лучи приобрели медный грозовой оттенок, придав окружающему резкие очертания; ветер выл все громче. — Они пропали при кораблекрушении.
— Тогда, может быть, ты знаешь здесь кого-нибудь? — Голос Ульфельда звучал жестко и грозно.
— Да, в гостинице «Золотой Лев»… — Локридж осекся. Ульфельд схватился за рукоять меча. Все понятно: проклятая диаглосса! Вопрос был задан по-датски, и он, не подумав, ответил так же.
— Англичанин, который совершенно свободно говорит на двух иностранных языках? — пробормотал Ульфельд. В его бледных глазах вспыхнул огонь. — Или человек графа Кристоффера?
— Прах господен, милорд! — выпалил сержант. — Он убийца-поджигатель!
Вооруженные солдаты приблизились вплотную. Слишком поздно Локридж сообразил, в чем дело. Поскольку люди этого века умели пользоваться порохом, совершено уже было кругосветное плавание, жив был Коперник, — он не догадался разобраться, чем, по существу, и насколько эта эпоха отличается от его собственной. Деревянные дома, соломенные крыши, воду приходится таскать ведрами — при таких условиях вряд ли хоть одному городу удавалось избежать повторяющихся опустошительных пожаров. Теперешний страх перед вражескими поджигателями был чем-то сродни тому страху перед ядерным оружием, который был Локриджу хорошо знаком.
— Нет! — воскликнул он. — Выслушайте меня! Я жил в Дании и немецких городах…
— Без сомнения, — сухо заметил Ульфельд, — в Любеке.
Сквозь путаницу мыслей в каком-то уголке сознания Локриджа пробивались привычные отвлеченные построения беспристрастной логики. Любек был ганзейским городом, по всей видимости, заключившим союз с Кристоффером, графом, чья обреченная на поражение война в интересах короля все еще бушевала на островах, — Локридж узнал это из того немногого, что мог рассказать ему тот бедный крестьянский мальчик. Вывод Ульфельда был вполне естественным.
