Георгий Шах - Нет повести печальнее на свете… Научно-фантастический роман
Вспомнив наставления шефа, начальник гвардии дал инструкцию: действовать решительно, но без «того рукоприкладства». И пояснил, что старик (так фамильярно он именовал Первого консула, подчеркивая особую с ним близость) не желает, чтобы на нем остались пятна. Поскольку Голем не поставил запятой, — то ли от недостатка грамоты, то ли от избытка хитрости, — некоторые чейзаристы остались в недоумении: можно ли вообще «прикладывать руки» или, в принципе, это допустимо, но без «того», то есть крайностей. Впрочем, приказа не стрелять отдано не было.
Закончив приготовления, Голем решил предъявить осажденным ультиматум. Вначале он собирался изложить его содержание лично, но потом передумал, рассудив, что, вступая в прямые переговоры с преступной бандой, уронит свое достоинство. Кроме того, он просто побоялся связываться с искусными брехунами-универами, которые могли осрамить его в глазах соратников. Общение с Чейзом и пребывание в столице не прошли для Голема даром, он вырастал в политического деятеля.
Сочинив ультиматум, Голем поискал глазами, с кем его отправить. Взгляд его упал на болтавшегося возле начальства ректора.
— Ты кто? — спросил он.
— Я ректор Веронского университета, — представился тот, нервно взлохмачивая голову.
— Отнесешь бумагу бандитам. Причешись только, ходишь растрепанный, как баба.
— Извините, синьор, — растерялся ректор, — я курчав от природы.
— А ты их бриллиантином, — посоветовал командующий. — Пиджачишко застегни, вид у тебя больно расхлябанный.
Он вздохнул, давая понять, что следовало бы подыскать более достойного парламентера, да некогда, подтолкнул ректора в спину. Маститый наставник веронского юношества еле устоял на ногах, безропотно принял всученную ему палку с белой тряпкой на конце и, спотыкаясь, двинулся выполнять задание. Унижения он не ощущал, один только отчаянный животный страх.
Когда ректор доплелся до осажденных, у него был столь жалкий вид, что его не стали расспрашивать, а усадили, дали таблетку валидола и напоили горячим кофе. Чуть придя в себя, он трясущейся рукой молча протянул Дезару ультиматум.
Дезар засмеялся.
— В чем дело? — нетерпеливо спросил Ферфакс.
— В пяти фразах девять грамматических ошибок. Этот выдающийся документ заслуживает огласки. Слушайте:
«Здавайтес и будете просчены. Ублютков вернем в кланы. Сторти насадим. Остальных сонируем.
Начальник притореанской гвардии»А ведь это ваш студент, профессор.
— Он мастер по мотокеглям, освобождался от занятий, — оправдался ректор.
— Итак, Рома и Улу разлучат, Сторти отправится в тюрьму, а всех нас «сонируют», то есть «пасадят».
— Он говорит лучше, чем пишет, — заметил невпопад ректор.
— Посоветуйте начальнику гвардии ограничиться речами. В конце концов, в грамотеях для услуг у него не будет недостатка. Мог бы и вас попросить.
— Хотите меня оскорбить?
— Чего уж вас добивать! Вы, надеюсь, сами уразумели, кому подались в холуи.
— Я признаю, что Голем… э… несколько крут. Но его поправят, не сомневаюсь. — Он опасливо оглянулся. — Чейз интеллигентный человек, у нас с ним вполне корректные отношения, думаю, он не откажет просьбе своего бывшего шефа смягчить вашу участь.
— Мы не нуждаемся в вашем заступничестве, синьор, — сказал Ром.
— Ром прав. Приберегите связи с Первым консулом для себя, они могут вам пригодиться.
— Что мне сказать Голему?
— Чтобы он катился к чертовой матери! — заявил Метью.
— Примерно так, но в других выражениях. — Дезар попыхтел трубкой. — Скажите, что его действия незаконны и мы направляем депешу Первому консулу с требованием принять немедленные меры к прекращению насилия над честными гражданами.
Ферфакс одобрительно кивнул.
— Не удивляйтесь, — продолжал фил, видя, что молодые люди смотрят на него с недоумением, — нам надо показать всем, что мы не преступники, а жертвы беззакония.
— Голема ответ не удовлетворит, — заметил ректор.
— Это уже не ваша забота.
— Подумайте, синьор, не имею чести знать вас по имени. Вы берете на себя большую ответственность. Может пролиться кровь.
— Что мне сказать вам, ректор… Мы с вами говорим на разных языках. И не потому, что вы биолог, а я философ, а потому, что вы принадлежите к породе трусов. Именно на таких вина за все безобразия, которые творятся сегодня на Гермесе.
— Я считаю ниже своей чести отвечать на подобные выпады, — заявил ректор, напыжившись. Как все самоуверенные люди, он быстренько выкинул из памяти неприятный эпизод с Големом и полностью восстановил свой апломб. — Мое поведение продиктовано не мыслью о собственном благе, а заботой о нравственном здоровье нашего общества. История нас рассудит. Благодарю за кофе, синьора Монтекки. — Он встал и пошел к выходу, но у порога остановился. — А вы, профессор Капулетти… Я всегда считал вас разумным человеком, убежденным сторонником профессионального кланизма. Неужели вы допустите, чтобы вашим знатным именем козыряли универы?
— Смотрю я на вас, ректор, и думаю: ничему вы не научились. Я тоже был трусом, точнее, равнодушным, но, как видите, исправился.
— Безумцы, — пробормотал ректор и отправился докладывать о результатах своей миссии.
Он нашел Голема пререкающимся со старшим полицейским. На требование убраться в казарму робот ответил, что подчиняется только префекту. Голем разозлился, припомнил урон, понесенный им от наглого механизма в Мантуе, и хотел было отыграться на сержанте, чтобы отплатить всему этому поганому племени, но вовремя вспомнил, что теперь он официальное лицо, и роботы до некоторой степени союзники чейзаристов. Пришлось связаться по телефону с префектом, который не заставил себя уговаривать, распорядился снять охрану у дома Монтекки и попросил только подтвердить требование начальника гвардии письменным распоряжением. Голем охотно послал ему таковое — подобная канцелярщина поднимала его в собственных глазах.
Выслушав парламентера, Голем усмехнулся.
— Пусть жалуются. Вот они дождутся ответа! — Он ткнул в лицо ректору огромный кукиш. — Зови ко мне центурионов.
Принципиальный защитник профессионального кланизма, начинавший привыкать к шалостям своего бывшего студента, помчался выполнять ответственное поручение. Голем не стал передавать командному составу точного ответа на ультиматум, а сказал, что на милостивое предложение о сдаче мерзавцы универы ответили с невероятной наглостью, оскорбив лично Первого консула. «Что будем делать?» — спросил он, соблюдая демократическую процедуру. Решение было единодушным: штурмовать!
