Фред Саберхаген - База Берсеркера
Нет, это глупо. Никакой код не может быть для берсеркера устаревшим. Некоторые из них не бывают на ремонтных станциях столетиями. Им нужно как-то общаться… Была ли эта штуковина думающей? Конечно, повсюду были станции по обслуживанию берсеркеров, но многие из них продолжали участвовать в военных действиях до полного истощения или разрушения. Военные силы Чанниты никогда не отличались надежностью. Попробуй снова. Только постарайся показаться как можно равнодушнее. Это — не мыльная опера. «Good lifе» — люди — приспешники берсеркеров — несомненно, научены подавлять свои эмоции. А, может быть, у него не очень хорошо получается их имитировать…
«Говорит „good life“. Крепость луны…» — очень красивая фраза получилась! — «крепость луны имеет повреждения. Все передающие устройства вышли из строя в сражении с… Альбионом».
Выдох. Вдох. — «Крепость луны хранит информацию, касающуюся оборонительных сооружений Альбиона».
Альбион был его сиюминутной импровизацией. Его воображение зацепилось за звезду желтого карлика с семейством из четырех мертвых планет, что находилась позади, если смотреть в сторону Чанниты. Берсеркер пришел со стороны Чанниты и ни о чем не догадается.
Теперь задержать дыхание Анжелоку и продолжить: «Система жизнеобеспечения повреждена. „Good life“ умирает». Он хотел добавить: «Пожалуйста, ответь», — но передумал. «Good life» не стал бы просить, не так ли? И у Гейджа была гордость. Он снова повторил. «Я… (теперь сделать глотательное движение) — „Good life“ умирает. Крепость луны нема. Передающее оборудование вышло из строя, моторы не работают, система жизнеобеспечения пострадала. Странствующая крепость должна снять информацию непосредственно с компьютерной системы крепости луны».
Выдох — (только послушай этот свист, бедняга сукин сын, и впрямь умирает!) — вдох: «Если странствующую крепость интересует еще и незаписанная информация, он должен захватить с собой кислород для „good life“.» Это, по мнению Гейджа, должно было дать нужное ощущение: просьба без выпрашивания.
В его приемном устройстве послышалось: «Закончу миссию и жди рандеву».
Гейдж вскипел… и ответил: «Понятно». Для планеты Гарвест это означало смерть. Дьявол, это должно было сработать! Но у берсеркера приоритеты определены четко, «good life» не может спорить.
Сумел ли Гейдж обдурить его? Если нет, значит, он ничего не знает о берсеркерах. Чаннита никогда его не увидит: Гейдж умрет. Превратится в горстку пепла или распадется на части.
Когда свет, испускаемый двигателями крепости, сошел почти на нет, Капля Слезы, сияющая сама по себе, уже входила в атмосферу Гарвеста. Камеры вздрогнули от воздушной волны и начали выходить из строя одна за одной. Белая вспышка, запечатленная последней из них, превратилась в фиолетовую черноту… вот и ее не стало…
Крепость, гребнем вздымавшаяся на Капле Слезы, сделала резкий разворот и ушла по кривой в направлении к внешней луне, навстречу Гейджу. У берсеркера были мощнейшие двигатели. Он будет здесь уже через шесть часов, подумал Гейдж. Он начал имитировать тяжелое прерывистое дыхание и стон: «Good life» умирает. Уже мертв. Крепость луны сохранила информацию в памяти… жизнь сама себя защищает… место Альбион, координаты…
Установилась тишина.
Капля Слезы теперь находилась по другую сторону Гарвеста, но ее сияние окутало планету кольцом белого пламени. Свечение ярко вспыхнуло и начало меркнуть. Гейдж видел, как ударная волна разорвала атмосферу в клочья. Кора планеты раскололась, и выступила лава; набежавшая океанская волна накрыла расселину. Почти сразу Гарвест превратился в белую жемчужину. Еще до того, как завершится этот день, океаны Гарвеста станут водяным паром.
Берсеркер прислал сообщение: «Good life», отвечай или будешь наказан. Назови координаты Альбиона.
Но Гейдж уже оставил карьеру продажной шкуры. Берсеркер не обнаружит жизни на лунной базе. Бедняга «good life», преданный до последнего вздоха.
100101101110 имел свое собственное мнение о «good life». Опыт подсказывал, что «good life» всегда оставался верным себе: он часто поступал плохо, становился опасным. Но от него всегда при случае можно будет избавиться. Только не сейчас.
Техника и записи — это совершенно другое. Пока берсеркер приближался к луне, его телескопы изучали детали пойманной в ловушку машины. Телескопы разглядели груды лунной породы, насыпанные в виде купола. Сенсорные датчики проникли внутрь. Техника занимала почти все пространство, что он мог видеть. Для системы жизнеобеспечения места было маловато — скорее ящик, а не комната, и немного воздуха в запасе, и трубопровод, чтобы робот или человек могли осуществлять ремонтные работы. Никаких признаков ходовой части не было, так же как и брошенных обломков. Гипотеза: один из этих кратеров и был местом катастрофы; калека спрятал свой мозг или что-то еще из того, что сохранилось, в эту построенную органической жизнью установку.
Что-либо ценное из памяти «good life», если таковое и имелось, теперь было утрачено. Но, может быть, память «крепости луны» уцелела? Она должна содержать сведения о типе жизни в этом районе. А ее информация о технологии защиты, применяемой здешней жизнью, могла оказаться просто бесценной.
Гипотеза: это западня. Не было никакой лунной крепости, только человеческий голос. Берсеркер приближался с опущенными щитами и включенными двигателями. Чем ближе он подходил, тем быстрее мог увернуться и скрыться за горизонтом… но он не замечал ничего, что хоть отдаленно напоминало бы оружие. В любом случае берсеркеру не возбранялось уничтожить саму планету. На ней не было ничего, что могло бы ему угрожать. Тем не менее он оставался начеку.
На расстоянии ста километров он еще не обнаружил никаких признаков жизни. Пятидесяти километров — тоже.
Берсеркер приземлился в районе кучи лунной породы, которую «good life» называл «крепостью луны». Машина не стала утруждать себя операцией по спасению. То, что уцелело от поврежденного берсеркера, еще послужит здравствующему. Итак, нужно вытянуть кабель, найти мозг…
Что ж, он приземлился, а страха так и не было. Раньше Гейдж видел обломки, но никогда не видел целого и невредимого берсеркера. Гейдж не осмелился применить никакой лучевой сканер. Но он свободно мог использовать свои органы чувств, например, глаза. Он увидел выбирающийся из берсеркера транспортный аппарат, с кабелем направляющийся прямо к нему.
Это было похоже на сон. Ни страха, ни гнева. Ненависть — да, но как абстрактное чувство и абстрактная жажда мести… что, конечно, было нелепо, ведь чувство мести всегда казалось нелепым. Ненавидеть берсеркера было все равно, что ненавидеть сломавшийся воздушный кондиционер.
