Ежи Жулавский - На серебряной планете. Рукопись Луны (С иллюстрациями)
Карлики по-прежнему молча глядели на пылающие стропила крыши и на меня; у некоторых, я видел, в глазах стояли крупные слезы.
Я глубоко вздохнул — какая-то тяжесть навалилась мне на грудь.
— Вы все выросли на моих глазах, — начал я снова, с трудом подыскивая слова, — и были до сих пор со мной, а теперь придется вам самим управляться с делами. Помните, что вы — люди, помните.
Голос мой дрогнул.
— Много раз давал я вам наставления — не забывайте о них! Я оставляю вам книгу, святую книгу, привезенную с Земли, где говорится о сотворении мира, об искуплении и предназначении человека, читайте ее почаще и живите, как жить надлежит.
Я снова прервал речь, понимая, что говорю вещи банальные и бесполезные.
Тогда одна молодая женщина вышла вперед и проговорила:
— Старый Человек, скажи, прежде чем уйдешь, хорошо ли, чтобы муж бил жену?
Эти слова послужили как бы сигналом. Немедля окружило меня множество женщин и мужчин, и начали они жалобными голосами спрашивать:
— Старый Человек, скажи, хорошо ли, чтобы старший брат заставлял младшего работать на себя потому, что младший слабее?
— Скажи, имеют ли право дети выгонять родителей из дому, который родители сами когда-то построили?
— Скажи, справедливо ли, чтобы один человек говорил: «Это мои поля», — и не позволял другим собирать с них урожай?
— Справедливо ли, чтобы один у другого отнимал жену?
— Чтобы портил инструменты?
— Чтобы мстил за обиду?
— Чтобы обманывал для собственной корысти?
— Скажи, справедливо ли это?
— Скажи, прежде чем уйдешь, потому что и ты, и книги учили, чтобы это не делать, а ведь это творится у нас изо дня в день!
Ужасная боль сжала мне сердце. Покидая этот народец, я уже ясно видел, по какому пути пойдет его дальнейшее развитие. Многое из духа человеческого было утрачено по пути на Луну, но зло человеческое пришло сюда с нами с Земли!
— Это плохо! — ответил я наконец. — Если на моих глазах такое творится, что же будет, когда я уйду?
— Так зачем же ты уходишь? — спросили меня.
Это был такой простой и такой страшный вопрос! Почему я ухожу?
Я виновато поник головой, не зная, что ответить. В тишине слышалось лишь потрескивание горящего дома да приглушенное далекое рычание вулкана.
Люди больше ничего уже не говорили. Видно, поняли то, что чувствовал и я в этот миг: что отъезд мой — это суровая необходимость, рок, которому бесполезно противиться.
— Может, я когда-нибудь вернусь к вам. Живите пока в согласии и по-человечески, — пробормотал я, понимая, что лгу и им, и себе.
— Не вернешься! — откликнулась молчавшая дотоле Ада.
А потом повернулась лицом к толпе и прокричала:
— Старый Человек вас покидает!
Было нечто страшное в этом крике, и всех проняла дрожь.
— Так быть должно! — глухо произнес я.
Часом позже я уже сидел в машине вместе с Адой и троими ее племянниками, направляясь к северу…
* * *
Четвертый лунный день мы находимся в пути. Солнце, взойдя сегодня утром, уже не двинулось прямо вверх, а повернуло к горизонту и теперь ползет чуть ли не вровень с ним, раскрасневшееся, почти касаясь синей линии гор на юго-востоке. Это значит, что мы приближаемся к цели. На севере вырастает предо мной горная цепь, я уже различаю невооруженным глазом самые высокие, вечно озаренные солнцем вершины и ущелья среди них — ворота в полярную долину.
Как бьется у меня сердце…
У сегодняшнего дня не будет конца, ибо к тому времени, когда Солнце заходит на этом полушарии, мы окажемся уже на полюсе, в стране вечного рассвета, где в любой час существуют одновременно восход и закат, полдень и полночь для всех меридианов, которые сходятся в одну точку у нас под ногами.
И тогда я увижу Землю!
В Полярной Стране
После четырех лунных дней пути, в тот самый час, когда в окрестностях Теплых Прудов заходило Солнце, настал великий миг: мы прошли сквозь ущелье в горной цепи, которая высится, как пограничная стена полярной котловины.
С величайшим волнением вступал я в этот край, вперяя взгляд в ту сторону небосвода, где вскоре должна была показаться Земля; а когда я внезапно увидел ее сквозь расселину меж скалами, то был глубоко потрясен и сначала не замечал, что делают мои спутники. Лишь через некоторое время, поднявшись с колен (ибо, стоя на коленях, приветствовал я мою далекую отчизну и простирал к ней руки, как ребенок простирает руки к матери), посмотрел я на свой отряд. Ян и два его брата стояли с непокрытыми головами, ошеломленные, оцепеневшие, со священным ужасом глядя на полукружие Земли. Ада стояла впереди всех, простирая руки к Звезде Пустыни.
Немало времени минуло, прежде чем она обратилась к своим задумавшимся спутникам.
— Оттуда он прибыл, — приглушенным голосом сказала она, словно не желая, чтобы я ее услышал, — и туда вернется, когда настанет час. Падите ниц!
И они пали ниц перед Землей, по которой ступали их предки…
Поднявшись, они не осмеливались приблизиться ко мне, а когда я наконец опомнился и начал еще прерывающимся от волнения голосом толковать им явление, которое предстало перед ними, они стали вокруг меня, оробевшие, охваченные ужасом, и словно бы думали, что я в любую минуту могу воспарить над их головами и понестись сквозь сумрачный воздух высоко-высоко, к той сияющей звезде.
Ах, если б я мог это сделать!..
И вот пока я говорил с ними, непонимающими, внезапно увлекла меня эта мысль до такой степени, что я сам не заметил, как замолчал, заглядевшись на Землю, и только чувствовал, что мне совершенно нечего сказать этим людям.
И они довольно долго молчали, а потом, отойдя немного назад, начали подталкивать друг друга локтями и перешептываться:
— Смотри, смотри, он прибыл оттуда!
— Тогда еще никого тут не было…
— Да… ОН привел сюда деда Педро и его жену Марту…
— А еще одного, который был отцом нашего прародителя, оставил мертвым в пустыне. Так учит Ада.
— Этого в писании нет. Там говорится только об Адаме, это вроде бы Педро, и о…
— Молчи, писание — это другое дело. Писание тоже ОН принес оттуда…
— Да, все ОН сделал; для первых людей ОН тут сделал море, и солнце, и источники…
Я быстро повернулся, услыхав эти последние слова, и разговор, шедший вполголоса, немедленно замер. Я хотел было их отчитать, но тут же понял, что это бесполезно. Поэтому сказал им только, чтобы они разбили палатку, так как мы долго пробудем здесь.
И проходят с тех пор часы, отмечаемые невидимым Солнцем на розовеющих горных вершинах, — проходят для них, кажется, медленно, а для меня даже слишком быстро.
