Айзек Азимов - Новые Миры Айзека Азимова. Том 3
Именно на предотвращение подобного хода событий и была направлена вся земная дипломатия. До тех пор пока не существовало гарантии, что остальные миры сохранят нейтралитет, Земля не могла начать войну с диаболами. По той же причине мы не могли допустить единения человеческих миров, надо было поддерживать военное соперничество. Как только мы убедились, что после провала конференции, которая должна была состояться два года назад, остальные миры не вступят в конфликт на стороне диаболов, мы стали искать повода к началу военных действий. Сегодня идет война.
Казалось, что Альтмайер застыл. Прошло немало времени, прежде чем он смог заговорить.
— Что, если диаболы все-таки победят? — спросил он наконец.
— Не победят, — спокойно сказал Сток. — Две недели назад в бой вступили основные силы. Армады врага были полностью уничтожены, мы практически не понесли никаких потерь. Это при том, что они значительно превосходили нас в численности. Мы будто сражались с торговым флотом. Наше оружие оказалось мощнее и во много раз точнее. Мы почти в три раза превосходим их в скорости, поскольку у нас имеются антиакселерационные устройства, неизвестные диаболам. После сражения с добрый десяток других населенных людьми миров решил присоединиться к побеждающей стороне и объявил войну диаболам. Вчера диаболы запросили перемирия. Война практически окончена, впредь диаболам придется проживать исключительно на собственных планетах, а их дальнейшее распространение будет осуществляться под нашим строгим контролем.
Альтмайер пробормотал что-то нечленораздельное.
— И вот теперь возникла необходимость в союзе. После разгрома Персии греческие города-государства продолжали междоусобные войны и это их сгубило. Македоняне, а потом римляне завоевали их территории. После того как Европа колонизировала Америку, отсекла часть Африки и завоевала Азию, серия внутренних войн привела к полному упадку Европы.
Разобщенность до победы, после нее — союз! Теперь заключить его не сложно. Пусть мы добились успеха своими силами, плодами должны воспользоваться все человеческие миры. Древний писатель Тойнби первым указал на различие между так называемым «доминирующим меньшинством» и «творческим меньшинством».
Теперь мы стали творческим меньшинством. Различные человеческие правительства почти одновременно выступили за создание организации Объединенных Миров. Более семидесяти миров заявили о желании принять участие в первой сессии, на которой будет принята партия Федерации. Другие присоединятся позже, я в этом уверен. Мы хотим, чтобы ты вошел в состав делегации Земли, Дик.
Из глаз Альтмайера потекли слезы.
— Я… я ничего не понимаю. Это… правда?
— Все обстоит именно так. Ты был гласом вопиющего в пустыне, Дик. Ты призывал нас к объединению. Твои слова имеют огромный вес. Помнишь, как ты сказал однажды: «Благое намерение не знает неудач».
— Нет! — воскликнул Альтмайер с неожиданной энергией. — Это твое намерение оказалось благим.
— Ты никогда не понимал человеческой природы, Дик. — Окаменевшее лицо Стока не выражало никаких эмоций. — Когда Объединенные Миры станут реальностью и новые поколения мужчин и женщин обратят сквозь столетия спокойствия и мира свои взоры к сегодняшнему дню, они забудут, что я шел к той же, что и ты, цели. Для них я буду символизировать войну и смерть. А вот твой идеализм и призывы к союзу запомнятся им навсегда.
Он отвернулся, и Альтмайер едва разобрал последние слова Координатора.
— Они прославят историю в статуях, но мне не поставят ни одной.
В Великом Суде, представляющем собой тихий оазис посреди пятидесяти сумасшедших квадратных миль, занятых небоскребами Объединенных Миров Галактики, есть одна статуя…
Что, если…
What If
© 1952 by Isaac Asimov
Что, если
© Нора Галь, перевод, 1997
Нетрудно понять, о чем чаще всего спрашивают любого автора-фантаста: «Где вы берете идеи?»
Полагаю, тот, кто задает вопрос, уверен, что существует некая таинственная разновидность вдохновения, которую можно вызвать лишь странными, а возможно, и недозволенными способами, или же что писатель совершает для этого зловещий ритуал — не исключено, что и с вызовом дьявола.
Однако на этот вопрос есть единственный ответ: «Идею можно отыскать где угодно, если только у вас есть желание достаточно долго и упорно размышлять». Похоже, эти «долго» и «упорно» разочаровывают спрашивающих. Восхищение вами заметно снижается, а у вас рождается ощущение, что вы публично признались в жульничестве. В конце концов, если весь секрет в «долго» и «упорно», то писать может каждый.
Странно, однако, что пишут лишь немногие.
Как бы то ни было, однажды моя жена не выдержала и задала мне этот вопрос, хотя знала, что я не люблю на него отвечать. В 1949 году, когда я получил должность в медицинском колледже Бостонского университета, мы переехали в окрестности Бостона и время от времени ездили на поезде в Нью-Йорк навестить ее или мою семью.
И вот однажды во время такой поездки дна, наверное от скуки, и задала мне Тот Самый Вопрос. И я ответил:
— Да где угодно Если захочу, я, может быть, смогу придумать рассказ о нашей поездке.
— Так попробуй, — естественно, сказала она.
Тогда я хорошенько подумал и рассказал ей историю о поездке в поезде, которую после возвращения домой напечатал на машинке и назвал «What If…».
Этот рассказ необычен для меня и в другом смысле. В любовных историях я не силен. Почему это так, я предоставляю объяснять какому-нибудь салонному психиатру. Я лишь отмечаю сам факт.
Иногда в моих рассказах появляются женщины. В одном редком случае, в рассказе «Hostess», женщина даже стала героиней. Но и в этих случаях любовная линия в рассказах, если и появляется, то остается побоку.
Однако «What If…» — чисто романтическая история. Всякий раз, думая об этом, я поражаюсь. И считаю, что из всех моих многочисленных рассказов это единственный с серьезной (в противоположность непристойным) любовной линией. О, небеса!
Разумеется, Норман и Ливи опаздывали — когда спешишь на поезд, в последнюю минуту непременно что-нибудь да задержит, — и в вагоне почти не осталось свободных мест. Пришлось сесть впереди, так что взгляд упирался в скамью напротив, обращенную спинкой к движению и примыкавшую к стенке вагона. Норман стал закидывать чемодан в сетку, и Ливи досадливо поморщилась.
