Нил Гейман - Задверье
– Попридержите язык.
Она улыбнулась, хотя ей было совсем не весело.
– Вы боитесь, что, как бы ни сулил безопасность ваш талисман, он все равно не даст вам миновать Зверя. И что же вы планируете теперь? Похитить Ислингтона? Продать нас обоих тому, кто предложит большую сумму?
– Тихо, – велел мистер Вандермар.
Но мистер Круп только хмыкнул. И тогда д'Верь поняла, что ангел Ислингтон ей не друг.
– Эй! Зверь! – закричала она. – Мы тут! Эге-гей! Господин Зверь!
Мистер Вандермар отвесил ей такую затрещину, что она отлетела к стене.
– Я же сказал «тихо», – мягко пояснил он. Почувствовав вкус крови во рту, она сплюнула в грязь – алым. Потом снова открыла рот, чтобы еще покричать. Предвидя эту уловку, мистер Вандермар затолкал ей в рот носовой платок, который перед тем вынул из заднего кармана. Она попыталась укусить его за палец, но это не произвело на него благоприятного впечатления.
– Теперь вы будете вести себя тихо, – сказал он ей.
Мистер Вандермар очень гордился своим носовым платком, испачканным зеленым, бурым и черным и изначально принадлежавшим тучному торговцу нюхательным табаком в 1820-х, который умер от апоплексического удара и был похоронен со своим носовым платком в кармане. Временами мистер Вандермар еще находил в нем частицы торговца табаком, но, несмотря ни на что, все же считал отличным аксессуаром.
Дальше они шли в молчании.
В высеченных внутри скалы покоях за лабиринтом, которые служили ему цитаделью и тюрьмой, ангел Ислингтон делал то, чего не делал уже много тысячелетий.
И вот что он делал.
Он пел.
У него был прекрасный голос – мелодичный и нежный. И, как у всех ангелов, абсолютный слух.
Он пел песню Ирвинга Берлина. И танцевал под собственное пение: это были медленные и безупречные движения и па по Великому залу, залитому светом мириадов свечей.
На Небесах, – пел ангел. – Я на Небесах,
И сердце у меня бьется так, что я едва могу говорить,
Я словно обретаю счастье, что так долго искал,
Когда мы вместе танцуем щека к щеке.
На небесах, я на небесах,
И заботы, тяготившие меня всю неделю,
Как будто развеялись, точно удача игрока…
Дотанцевав до громадной двери в Великом зале, двери из кремния и почерневшего серебра, он остановился. Медленно провел длинными пальцами по окантовке, прижался к ее холодной поверхности щекой.
Он продолжал петь, хотя теперь много тише.
На Небесах… Я на Небесах… Я на Небесах… Я на Небесах…
А потом он улыбнулся, ласково и нежно, и улыбка ангела Ислингтона обратила бы в лед любую душу.
Он повторил слова, произнес их несколько раз, отдельные звуки и слоги яркими каплями повисали в озаренной свечами темноте его покоя.
– Я на Небесах, – сказал ангел.
* * *
Ричард сделал еще одну мысленную запись в своем воображаемом дневнике. «Дорогой Дневник, – думал он. – Сегодня я выжил, когда перешел по доске, когда получил поцелуй смерти и прикладной урок по пинкам.
В настоящий момент я иду по лабиринту с сумасшедшим стервецом, который восстал из мертвых, и телохранительницей, которая оказалась… Телопродавицей или какой есть еще антоним к слову „телохранитель“? Происходящее настолько выше моего разумения, что…» Тут у него не нашлось даже подходящего сравнения. Он переступил за грань сравнений и метафор, в мир, где предметы, люди и события просто есть, и это изменило его самого.
По колено в воде они брели по узкому темному проходу: пространство между темными каменными стенами заполняла топкая жижа.
Маркиз, тщательно следивший, чтобы в любой момент находиться в десяти шагах позади Охотника, держал талисман и арбалет.
Ричард шел вперед и нес копье Охотника и желтый химический факел, который маркиз извлек из-под пончо и который освещал теперь каменные стены и ил. Он шел футах в двадцати впереди Охотника. В топи воняло, и огромные комары то и дело кусали Ричарда в лицо, в ноги и в руки, от их укусов вздувались огромные чешущиеся волдыри. Ни Охотник, ни маркиз о комарах ни словом не обмолвились.
Ричард начал подозревать, что они безнадежно заблудились. Не улучшало настроения и то, что время от времени в топи встречались мертвецы: кожистые законсервированные тела, белесые кости скелетов, обескровленные, вздувшиеся от воды утопленники. Интересно, думал Ричард, сколько они тут пролежали и вообще, убил ли их Зверь или прикончили комары.
Он выждал еще пять минут и одиннадцать укусов комаров, а потом окликнул:
– Эй! Мы, кажется, заблудились. Здесь мы уже ходили.
Маркиз поднял статуэтку повыше.
– Нет. Мы правильно идем, – сказал он. – Талисман выведет нас куда нужно. Умная штуковина.
– Ага, – откликнулся Ричард, которого это совершенно не убедило. – Очень умная.
Вот тут-то маркиз наступил босой ногой в разломанную грудную клетку прикрытого болотной жижей трупа и распорол пятку – а потому споткнулся. Описав в воздухе дугу, маленькая черная статуэтка погрузилась в ил с довольным плеском, точь-в-точь плюхающаяся назад в воду рыбина. Выпрямившись и тверже став на ноги, маркиз направил арбалет в спину Охотнику. В пятке правой ноги он чувствовал тепло и боль, оставалось только надеяться, что порез не слишком глубокий: у него не так много крови, чтобы ее терять.
– Ричард! – позвал он. – Я ее уронил. Можешь вернуться?
Ричард пошел назад, держа повыше «факел» в надежде различить отблеск пламени на обсидиане, – но увидел одну только жидкую грязь.
– Стань на четвереньки и поищи, – велел маркиз. Ричард застонал.
– Это ведь тебе Зверь снился, Ричард, – напомнил маркиз. – Ты действительно хочешь с ним встретиться?
После очень короткого размышления о зверях и снах Ричард положил копье на поверхность топи, а факел воткнул стоймя в ил. Потом опустился на четвереньки в судорожном, подергивающемся круге света. Он провел ладонями по поверхности топи, отчаянно надеясь, что под ними не окажется никаких мертвых лиц или рук.
– Бесполезно. Она может быть где угодно.
– Продолжай искать, – приказал маркиз.
Ричард постарался вспомнить, что делал, когда нужно что-то найти. Сначала он, насколько смог, выбросил из головы все мысли, потом – праздно, бесцельно – скользнул взглядом по топи. В пяти футах справа на болоте что-то блеснуло. Это была фигурка Зверя.
– Вон она! Я ее вижу! – закричал Ричард.
И, спотыкаясь, стал барахтаться в том направлении. Блестящий талисман лежал в лужице черной воды. Возможно, грязь потревожило приближение Ричарда, но – как заподозрил Ричард – более вероятно, дело было просто в чистейшей подлости физического мира. Так или иначе, когда до статуэтки оставалось всего несколько футов, топь издала урчание наподобие гигантского неудовлетворенного желудка и выбросила огромный пузырь газа, который омерзительно и вонюче лопнул рядом с талисманом, и от хлопка фигурка исчезла под водой.
