Евгений Филенко - Объемный взрыв
– Да, – медленно произнес командор Хендрикс. – Это вы тоже говорили.
– На что же вы надеетесь, капрал? – спросил Оберт.
– На чудо, – ответил эхайн серьезно. – Чудеса случаются.
– День Ноль, – негромко сказал Ниденталь.
– Когда станция взорвется, – оскалился Руссо, – долгожданный сигнал получится на славу.
– Я не очень понимаю, о чем идет речь, – промолвил капрал Даринуэрн. – По-видимому, это как-то связано с вашими планами по захвату поселка. Но мне пора идти, если я хочу успеть. А вы пока придумайте, как станете защищать ваших женщин и детей, когда у меня не получится.
– Я с вами, – объявил Тони Дюваль.
– Тони, не смей, – велел Юбер Дюваль. – Тоже мне, герой! Мать тебя не видит…
– Глупости, – согласился капрал. – Хотите стать первым трофеем, юноша?
– Не хочу. Но, может быть, у меня тоже найдутся доводы.
– Ничего у вас не найдется, – пасмурно сказал капрал. – Янрирр командор, отдайте юноше парализатор. Хоть какая-то защита. А взамен я оставлю вам свой скерн.
– Тони! – воскликнул Юбер Дюваль и заплакал.
– Ну вот еще, глупости, – смущенно буркнул Тони, забирая у командора цкунг и отходя в сторону.
Командор Хендрикс проводил его рассеянным взглядом.
– Земля действительно уходит из-под ног? – спросил он негромко. – Или это мне мерещится?
– Славная аллегория, – отметил Оберт и посмотрел на командора с уважением.
– Мне тоже почудилось, – сказал Руссо.
– И мне, – подтвердил капрал Даринуэрн. – И я даже знаю, в чем причина.
– В чем же? – вяло поинтересовался Оберт, который никак ни на чем не мог сосредоточиться, кроме своей драгоценной ноги.
– Гравитурбуленция. Планетарные торпеды пытаются пробить защитное поле станции.
– Торпеды? – нахмурился командор Хендрикс. – Гм… Отчего же мы тогда до сих пор живы?
– Я сам ничего уже не понимаю, – признал Даринуэрн. – Десант на борту, а по станции лупят торпедами. Похоже, снаружи творится та же неразбериха с приказами, что и внутри… И, кстати, я даже не подозревал, что у «Стойбища» есть защитное поле, да еще достаточно мощное, чтобы противостоять торпедной атаке Истребителей Миров. Что-то здесь не так. Об этом я тоже хочу спросить у командира Истребителей.
– Почему вы так поступаете, капрал? – спросил командор Хендрикс.
– У меня приказ, и я его выполняю. Что здесь странного? Но я эхайн и не собираюсь стрелять в другого эхайна. Это не согласуется с моей честью. Я всего лишь хочу поговорить.
– Он тоже не станет в вас стрелять? – спросил Оберт.
– Наверняка станет. Истребители ведут боевой счет не в единицах, а в мегатоннах. Для него что я, что вы – неразличимое глазом мельтешение в прицеле.
– Это дорога в один конец, капрал, – вполголоса произнес командор Хендрикс.
– Совершенно верно, янрирр командор. Желаю вам всем удачи и надежды на чудо. Тони, еще раз предлагаю вам остаться.
– Какая, в сущности, разница, – проворчал юноша.
Когда они скрылись из виду, командор Хендрикс сказал печальным голосом:
– Пойду соберу старших по группам, нужно что-то делать.
Когда командор, прислушиваясь к неясным содроганиям почвы, проходил мимо одного из эхайнов-патрульных, которые привычно рассредоточились цепью вдоль опушки леса, тот неожиданно заговорил с ним. Такое случалось на памяти командора впервые. Обычно круг общения с эхайнами замыкался на капитане Ктелларне и капрале Даринуэрне, ну еще иногда в него деликатно вписывался загадочный доктор Сатнунк. Патрульный говорил медленно, тяжело, с громадным трудом подбирая слова, шумно вздыхая. Уловить смысл сказанного было непросто.
– Мы не мешать, – выдавил он. – Это лес. Мы стоять лес. Мы первые. Мы, потом вы, да?
– У вас тоже приказ защищать людей? – грустно улыбаясь, спросил командор. – И воинская честь?
– Приказ, да, – эхайн приложил пальцы правой руки ко лбу. Потом спросил, напряженно морщась: – Что есть честь?
– Отличный вопрос, – сказал командор.
– Отличный, да, – легко согласился эхайн и повернулся лицом к лесу.
20. Военные игры, вариации
Планетарная торпеда – это всего-навсего толстый металлокерамический цилиндр в два человеческих или, там, эхайнских роста, закутанный в изолирующую от мелких неприятностей окружающей среды шкуру из ноздреватой брони. Для облегчения транспортировки, а также избежания самопроизвольного перекатывания он снабжен ребрами и выступами, а пестрая маркировка, иногда в сочетании с угрожающей раскраской и воинственными надписями, придает ему несколько опереточный вид.
Но эта смешная штуковина, которой самое место на ярмарочном майдане в качестве афишной тумбы, в самый неудачный для мироздания момент взрывается с выделением энергии небольшого солнца.
Два таких солнца практически одновременно зажглись над злосчастным Троктарком.
Пространство над планетой оказалось смято чудовищным взрывом и теперь спешно, с некоторым даже раздражением, расправляло невольные искажения собственной структуры.
Все объекты сколько-нибудь значительной массы, что случились поблизости, теперь кувыркались в зоне гравитурбуленции, словно щепки в прибое.
* * *Виновник торжества, каптор-один Аганнахихх, отдавши очередной приказ, с чувством выполненного перед начальством и Стихиями долга позволил себе на время вырубиться. Его мотало в кресле как набивную куклу, и только цервикальные фиксаторы не позволяли шее сломаться. Пенсне слетело с обычного своего места и порхало перед лицом на манер уродливой бабочки.
Его боевым товарищам тоже приходилось несладко.
Каптор-два Туннарлорн избежал беспамятства хотя бы потому, что штурм-крейсер «Кетлагг» первым оказался на пути гравитационной волны и частично поглотил ее разрушительную мощь собственным полем и массой. Туннарлорн выкрикивал в грохочущую пустоту приказы, которые никто не подтверждал. Но по расположению индикаторов на главной панели можно было судить, что хотя бы некоторые из них каким-то образом исполняются.
На «Протуберанце» пониженный до каптора-три Наллаурх, не израсходовавший до сей поры ни одной торпеды, к тому же лишенный всякой связи с флагманом, практически утратил всякий контроль над оперативной ситуацией. Ему никто не отвечал, никто не приказывал. Наллаурх вдруг в одночасье оказался предоставлен самому себе и волен был принять любое военное решение, которое некому было бы оспорить. При всех его амбициях, в неожиданном координационном вакууме он чувствовал себя неуютно. К тому же в настоящий момент он висел вниз головой, искусственная же гравитация функционировала отвратительными скачками, отчего иногда казалось, будто мозг бьется о черепную коробку изнутри, каковое обстоятельство рассудительности нисколько не прибавляло.