Лариса Петровичева - Следы на воде
С превеликим трудом я поднялся на ноги. Дотронулся до лба, взглянул на кровь на пальцах; хорошо нас все-таки приложило. Шум в голове утихал — буду надеяться, что не контузило, а все-таки оглушило — и я услышал гул огня, крики, треск переговорный устройств. Вряд ли кто-то, кроме нас, остался в живых.
Меня все-таки вырвало. Затем я, похоже, снова отключился, потому что после мгновенного провала в памяти обнаружил, что сижу на каменной кромке фонтана, потный и трясущийся. Милена держала у меня на лбу мокрую тряпку — собственный оторванный рукав, а Серапион разговаривал с очень строгим человеком в штатском, с блокнотом в руке.
— … мы едва вышли и произошел взрыв.
— Отец Серапион, вы можете примерно сказать, сколько человек было в пиццерии?
Серапион нахмурился.
— Да все столики были заняты. Человек шестьдесят. Еще персонал.
Человек в штатском смотрел на нас, как на оживших мертвецов. Сбежали из-под удара, обвели судьбу вокруг пальца. Счастливчики.
— Вам очень повезло, — промолвил он. — Очень.
— Мы знаем, — сказал я.
Съемочная группа «Нового эфира» уже вела прямой репортаж с места событий, и почему-то, глядя на бойко щебечущую журналистку, оператора и толпившихся поодаль зевак, я вдруг захотел дать экс-собратьям по мордасам. Не знаю, почему. Спасатели работали на диво добро, а машин «скорой помощи» стояло не меньше дюжины; однако я отчего-то знал: спасти смогут всего четверых. Третьекласснику с ожогами второй степени, (… она мечтала поехать летом на море; ее мама и брат мертвы), молодую женщину, что сидела у выхода, официантку (выбегала покурить; сотрясение мозга) и студента пятого курса мехмата (пришел посмотреть футбол; стоял в дверях, и Серапион задел его, когда выходил).
В раю прохладно. Гурии поют.
К моему удивлению, сотовый в кармане был цел, и я дал его Милене — позвонить домой. Она послушная девочка, всегда говорит, куда и с кем идет, а ее родные никогда не упускают новости.
— Мама… мама, это я.
И она расплакалась снова.
— Да… там. Вышли за минуту до взрыва, я… забыла сумочку, но не стала возвращаться… Да…
Я зажмурился. Снова накатила тошнота, а утихшая было головная боль вернулась с утроенной силой. Похоже, сотрясение мозга — это ладно, еще легко отделался, а мог бы лежать в карете «скорой» с травмами, несовместимыми с жизнью.
Везунчик.
И тут я увидел его.
Джибрил все в том же светлом костюмчике сидел на кромке фонтана метрах в пяти от нас. Рассматривая то, что осталось от пиццерии, с дымящейся сигаретой в пальцах. Глядя на него, я испытал очень сложное и острое чувство: обреченную опустошенность от того, что все началось снова, и попытки забыть прошлое оказались напрасны, а еще — ярость.
Потому что Джибрил был доволен. Он, черт бы его побрал, улыбался. На наших глазах спасатели извлекли то, что, судя по размерам, час назад, полчаса назад еще было ребенком, и он улыбался.
Кажется, я сжал челюсти так, что зубы хрустнули. Гнев и боль переполняли меня, били в виски гулкими злыми молоточками; я совершенно не осознавал, что делаю и движим был только одной мыслью: убить гадину. Раздавить.
Кажется, Серапион что-то сказал, но я не услышал. А Джибрил точно не ожидал, что кто-то подойдет и схватит его за грудки, тем более, что это буду я. Искреннее изумление на его холеной морде мне понравилось, и еще больше захотелось разбить эту морду в кровь, размозжить о камень.
— Ну что, красавец… рад?
Кажется, в круглых светлых глазах мелькнул страх. Если, конечно, Джибрил на страх способен, в чем я лично сомневался.
— Кирилл, послушай…
Тогда я притянул его к себе и тихо спросил:
— Это ты сделал?
Джибрил кивнул. Усилившаяся боль едва не вбросила меня в беспамятство, но я удержался на ногах. Бог есть Любовь… Пастырь Добрый… конечно же.
— Почему? Объясни мне, пожалуйста, почему.
Мой голос звучал на удивление спокойно, и от этого спокойствия мне стало жутко, хотя казалось, что дальше бояться уже некуда.
— Я ангел, — совершенно без выражения ответил Джибрил. — Я превращаю землю в соль и делаю то, что мне приказано.
— Солдат Божий, — рявкнул я и как следует его тряхнул. — Служить и защищать. Маньяк ты и урод, вот что.
Только сейчас я понял выражение Джибрилова лица. Растерянность — вот что исказило гладкую физиономию; отсюда и страх.
— Кто тебе приказал, она? Говори давай!
Краем глаза я заметил, что на нас смотрят. Но это не имело значения.
— Да, — выдохнул Джибрил. — Но пойти, это ход вещей. У всех свой срок и время, каждый уходит, когда должен…
— Ход вещей? — заорал я, уже совсем себя не контролируя. — А когда дети в школу пошли, и их террористы захватили, это что, по-твоему? Тоже должны были уйти в свое время?
— Ты не понимаешь, это…, - начал было Джибрил, и я его ударил.
Собственно, то, что совершается ошибка, я понял только тогда, когда рука уже летела на сближение с челюстью. Вспомнилась попытка дать сдачи Вараниилу и то, как потом с трудом шевелились пальцы. Но на этот раз все произошло по-простому, и Джибрил взвыл от боли.
К нам бежал давешний строгий человек в штатском, и Серапион уже хватал меня за шкирку, но я продолжал наносить удар за ударом, и лицо Джибрила превращалось в кровавую маску, а сам он почему-то не отбивался, только всхлипывал, и это было страшно. По-настоящему страшно.
В итоге воротник, за который меня ухватил Серапион, с треском оторвался, и мы с Джибрилом рухнули в фонтан. Застоявшаяся вонючая вода доходила там примерно до пояса, и я понял, что этого достаточно, чтобы Джибрила утопить, как котенка.
— Не…т, — всхлипнул он, но я ударил его еще раз, а потом буквально вжал в дно. Джибрил как-то жалко взмахнул руками и тут…
На мгновение все заволокло тьмой. Я озирался по сторонам, несколько раз зажмуривался и снова открывал глаза, проверяя, не ослеп ли. Наконец во тьме стало проявляться нечто светлое, какие-то серые размытые фигуры, и я услышал их голоса.
«… да он, сука, едва меня не прикончил!»
Это явно про мою персону. Я стал слушать дальше.
«А я считаю, что это вполне естественно, после всего, что он увидел».
Голос был женский и очень приятный.
«Да, но лишать меня силы? — возмутился Джибрил. — Не ожидал от тебя, Лиза, такой подляны».
«Но вы бы его в порошок стерли, коллега, — степенно возразил еще один, теперь мужчина, — а это противоречит Закону Прях. Так что считайте, коллега Lissabeth сохранила равновесие сущего».
«Конечно, — буркнул Джибрил. — Ладно. Лиз, снимай свою сеточку, я уже дышать не могу».
«Разумеется, милый. Готовься, сейчас будет больно».
